Хотя до периода Великих реформ преподавание в учебных заведениях в Белоруссии должно было вестись на русском языке (кроме Закона Божьего «иностранных исповеданий»), но некоторые источники ясно указывают на то, что без «белорусского наречия» здесь нельзя было обойтись не только в народных школах[636]
, но даже и при дальнейшем обучении. В 1854 году было обнаружено, что в полоцком кадетском корпусе «поступающие на службу молодые люди из белорусских уроженцев по окончании курса наук ‹…› почти все говорят и пишут на местном наречии»[637]. Поэтому не должно удивлять и то, что в конце 1850-х годов белорусские активисты предприняли попытки учреждения народных школ с белорусским языком обучения[638].Язык преподавания в народных школах стал объектом общественной дискуссии после того, как в начале 1862 года были обнародованы проекты новых уставов народных и общеобразовательных училищ. Один из этих проектов предусматривал обучение в народных школах «отечественному языку» (то есть русскому). Как раз этот пункт и обсуждался подробнее всего в отзывах учебных заведений и некоторых общественных деятелей Северо-Западного края[639]
. Многие педагогические советы высказались за начальное обучение не на русском, но на «местных языках». Чаще всего в таких случаях имелся в виду литовский, иногда – польский, в одном случае – даже немецкий (педагогический совет Россиенского дворянского училища предложил преподавать на этом языке в пограничных с Пруссией и Прибалтийским краем местностях)[640]. Такая толерантность по отношению к «народному языку» была обусловлена в первую очередь практическими мотивами. Педагогическим советам как никому другому было известно, что крестьянские дети, особенно в Ковенской губернии, приходя в школу, знали только тот язык, на котором общались дома. Поэтому некоторые чиновники учебного ведомства были готовы допустить обучение на литовском и других «народных языках» на первых этапах обучения, пока дети не выучат русский.Конечно, единодушия в этом вопросе не было. Одним из самых яростных противников допущения местных языков, в первую очередь – литовского, в народную школу был директор Свенцянской гимназии А. Кандидов и еще два учителя этого учебного заведения, которые указали на следующие обстоятельства: все в Западном крае знают русский язык («при постоянных сношениях с белорусским племенем и в селениях и в городах, литовцы легко употребляют белорусское наречие»), бедность литовского языка и политическую нецелесообразность («первоначальное обучение на местных языках совершенно разобщает иноплеменные национальности с остальным народонаселением, равно как лишает способов и средств к дальнейшему образованию и влечет за собою много других неудобств»)[641]
. Ясно, что для таких, как А. Кандидов, допущение белорусского языка в народные школы было еще более абсурдно.В своих отзывах, как видим, только педагогические советы тех учебных заведений Виленского учебного округа, которые находились в местностях с литовским населением, высказывались за допущение местного языка в народные школы.