Польша или Русь? Литва в составе Российской империи

В конце 1869 года было принято окончательное решение. Министерство внутренних дел признало, что «в последнее десятилетие взгляд министерства в этом отношении совершенно изменился»[715]. Уже упомянутый Особый комитет под председательством князя П. П. Гагарина решил, что прежняя практика, когда «сделаться русским значит то же, что переменить свою веру», устарела и было бы желательно, чтобы, «напротив того, вошло в сознание тамошнего населения, что можно быть католиком и вместе с тем и русским»[716]. Предложение комитета об отмене указа 1848 года было одобрено императором 25 декабря 1869 года, но введение русского языка в богослужении «иностранных исповеданий» (не только католического) предусматривалось только как рекомендуемая мера[717]. Это подчеркивалось и в циркуляре виленского генерал-губернатора А. Л. Потапова: для тех из жителей Северо-Западного края, которые «родным языком своим считают русский», разрешается произносить проповеди и совершать дополнительное богослужение на русском языке, но такое употребление русского языка не делается «обязательным»[718].

* * *

В Северо-Западном крае в середине XIX века ощущалась потребность в белорусских книгах, в богослужении и преподавании в начальных школах на этом языке. Если до середины века функционирование белорусского языка в крестьянской среде не беспокоило имперские власти, то с началом Великих реформ ситуация изменилась. Институционализация «белорусского наречия» (в школе, костеле и так далее) могла разрушить концепцию триединой русской нации. Правда, в начале 1860-х годов местные власти, особенно попечитель Виленского учебного округа А. П. Ширинский-Шихматов, пробовали использовать «белорусское наречие» (издания в этот периоде допускались исключительно «русскими буквами») в антипольской политике, но с началом восстания и назначением генерал-губернатором М. Н. Муравьева, а попечителем – И. П. Корнилова от такой политики отказались: белорускость в общественном дискурсе допускалась только как выражение народного творчества.

Можно ли такое отношение имперских властей к белорусам, и особенно к их языку, трактовать как «обрусение», соответствующее ассимиляции? Вывод зависит от точки отчета – концепции нации, а также от того, о какой из белорусских субгрупп идет речь. В рамках лингвистической парадигмы, которой придерживался М. Н. Катков и некоторые его единомышленники, после 1863 года все белорусы подверглись политике ассимиляции. С точки зрения конфессиональной парадигмы картина получается более нюансированной: православные подверглись ассимиляции (и надо заметить – довольно успешной) и в этой концепции нации, по отношению же к белорусам-католикам с 1863-го, и еще более интенсивно – с 1865 до 1868 года велась агрессивная политика ассимиляции, то есть местные чиновники стремились сделать их православными, а с конца 1860-х годов оставшиеся в католицизме белорусы скорее подвергались интенсивной аккультурации в надежде на будущую ассимиляцию, чему было призвано служить и введение русского языка в дополнительное католическое богослужение.

Глава 11 Массовое обращение католиков в православие в 1860-х годах

С учетом роли конфессии в определении национальной принадлежности российских подданных особое внимание привлекают случаи изменения конфессиональной принадлежности, особенно когда они имели массовый характер. Как известно, российским законодательством миссионерская деятельность разрешалась только православной церкви, a выход из господствующей веры до 1905 года воспрещался. В этой главе внимание будет сосредоточено на роли имперских властей в процессе массового обращения католиков в православие, происходившего в 1860-х годах[719]. Внимание будет сосредоточено на том, какими идеологическими аргументами было обосновано это обращение, кто был инициатором (или инициаторами) этого процесса, возникали ли разногласия в среде российского чиновничества по этой проблеме, какие методы использовались при «возвращении» в православие, что послужило причиной прекращения массовых обращений.

Масштаб обращений