Ощутимый толчок эта кампания получила после приема, оказанного царем одному из самых больших энтузиастов в деле обращения католиков в православие – военному начальнику Виленского уезда князю Николаю Николаевичу Хованскому: «Прием, оказанный Государем Императором князю Хованскому ‹…› дал толчок деятельности мировых посредников, почти все бросились обращать крестьян к православию и постоянно поступают требования о закрытии костелов ‹…›»[751]
. Но в Санкт-Петербурге не все поддерживали вмешательство светских властей в религиозную жизнь.Форсирование «прямых обращений» при инициативе чиновников противоречило позиции и политике министра внутренних дел П. А. Валуева[752]
. Можно согласиться с современным российским исследователем Сергеем Викторовичем Римским, утверждающим, что П. А. Валуев не был сторонником грубого давления на католическую церковь и отдавал предпочтение политике веротерпимости (в понимании того времени), что, конечно, не мешало проводить в жизнь меры, призванные укреплять позиции православной церкви[753]. Исходную точку взглядов П. А. Валуева на эти проблемы характеризует одна фраза из его письма редактору М. Н. Каткову: «Россия сложилась так, что она от латинизма избавиться не может. Это не предположение, а данная, завещанная историей, следовательно, Божьим Промыслом»[754]. Поэтому неудивительно, что министр сразу же стал противником конфессиональной политики, которая проводилась в Северо-Западном крае, в том числе и по отношению к католической церкви[755]. К. П. Кауфман, формально находясь в подчинении министра внутренних дел, но чувствуя поддержку военного министра Дмитрия Алексеевича Милютина[756] и некоторых других влиятельных в Санкт-Петербурге лиц, старался проводить свою линию. Так, несмотря на то что министр внутренних дел не поддержал его предложение о возможности смещения католическими епископами лояльных властям ксендзов только при наличии согласия местных губернаторов[757], он сообщил киевскому генерал-губернатору Александру Павловичу Безаку, что именно такой практики власти придерживаются в Северо-Западном крае[758]. Конечно, антикатолическая кампания была только одной из сфер, где столкнулись взгляды К. П. Кауфмана и П. А. Валуева.Министр внутренних дел не мог долго терпеть такого положения. Благоприятная ситуация сложилась после неудавшегося покушения на императора 4 апреля 1866 года, когда, как писал Д. А. Милютин, «взяли верх темные силы реакции», «громко заговорила и польская интрига» и «нарекания на К. П. Кауфмана дошли и до государя»[759]
. П. А. Валуев ждал удобного момента, в разговорах с царем он еще в сентябре готовил почву для отстранения виленского генерал-губернатора от должности, и наконец в начале октября 1866 года последовал указ Александра II об увольнении К. П. Кауфмана. Об истинных причинах этого решения царя не знал ни покровитель К. П. Кауфмана в Петербурге Д. А. Милютин[760], ни следивший за всем происходящим в Вильне, где служил его брат, Юрий Федорович Самарин[761]. В Северо-Западном крае ходили слухи, что К. П. Кауфман был снят, потому что занимался массовым обращением в православие[762]. Записи в дневнике министра внутренних дел, который и был главным инициатором смены виленского генерал-губернатора, отчасти подтверждают версию о том, что антикатолическая политика К. П. Кауфмана стала если не главной, то хотя бы важной причиной устранения его от должности[763]. Интересно, что назначенный позже на пост туркестанского генерал-губернатора К. П. Кауфман совсем не в духе своей политики в Северо-Западном крае запретил, опасаясь возникновения антиправительственного движения, православную миссионерскую деятельность[764].