Среди польских иерархов не было единства в отношении реформ в Чехословакии и вторжения войск ОВД. Известный своими трениями с правящей партией архиепископ вроцлавский Б. Коминек не раз выражал свою публичную поддержку чехословацкой «оттепели», зато остальные представители епископата, в том числе примас С. Вышиньский, предпочитали хранить молчание. Такая позиция могла быть вызвана тем, что события в Чехословакии никак не затрагивали интересов польского костела и квалифицировались как «внутреннее дело коммунистов». Кроме того, церковные иерархи и без того находились в крайне непростых отношениях с верхушкой ПОРП, которая воспринимала католическую церковь как одного из главных идеологических врагов и не жалела средств, чтобы ограничить ее влияние на население страны. Последний конфликт между епископатом и властями едва не вспыхнул в марте 1968 г., когда представители церкви в личном письме премьер-министру Ю. Циранкевичу осудили жестокие меры, применявшиеся милицией при разгоне студенческих демонстраций[514]
.Ввод войск в Чехословакию вызвал неоднозначную реакцию среди высшего духовенства страны. Часть его выступила резко против такого шага польского правительства, называя его агрессией, другая часть заняла выжидательную позицию, опасаясь начала новой войны; были и такие, кто поддерживал вторжение, выдвигая тот же аргумент о «немецкой опасности», что и представители властей[515]
. В этих условиях особое значение приобрела позиция кардинала примаса С. Вышиньского, который, воспринимая католическую церковь в Польше как осажденный атеистами лагерь, достаточно авторитарно руководил епископатом и нередко навязывал ему свою волю (чего в обычные времена примас делать был не вправе). Кардинал отказался от публичной поддержки или осуждения ввода войск в Чехословакию, убежденный, что В. Гомулка пошел на это под угрозой советского вторжения в Польшу[516]. При этом к самому факту ввода войск в ЧССР С. Вышиньский отнесся отрицательно, назвав его одним из тех шагов, которые привели Польшу к международной изоляции[517]. Опосредованно такая позиция нашла свое отражение в «Письме польских епископов в честь 50-й годовщины завоевания свободы», оглашенном 15 сентября 1968 г. в Ясногурском монастыре — главном центре паломничества в Польше. В этом письме, приуроченном к юбилею восстановления независимости страны, епископы выразили свою солидарность со всеми, кто подобно полякам в разные годы отстаивал национальную независимость, в том числе чехам и словакам. Каждое нарушение этой свободы, говорилось в «Письме», глубоко ранит «польскую душу»[518].В этих словах слышалось завуалированное недовольство многих иерархов участием польских войск в интервенции. Однако дальше общих слов ободрения епископат не пошел. Более того, примас отверг идею депутатов католической фракции «Знак» в Сейме сложить мандаты, чтобы выразить таким образом протест против вторжения в ЧССР. С. Вышиньский мотивировал это тем, что католические депутаты могут еще сделать много полезного, оставаясь в парламенте (например, бороться за «культурную автономию» католиков), в то время как уход «Знака» привел бы к тому, что единственным выразителем мнения верующих объявил бы себя всегда лояльный властям ПАКС — организация христианско-социалистической ориентации, отвергаемая как Ватиканом, так и польским епископатом[519]
. Партийная верхушка была настолько вдохновлена внешним смирением примаса, что в том же году впервые за долгое время ему было позволено выехать за границу. Некоторые итальянские и западногерманские газеты напрямую связали это со «сдержанной позицией» кардинала по чехословацкому вопросу[520]. Таким образом, церковь решила не вмешиваться в события вокруг Чехословакии, чтобы без необходимости не создавать напряженность и не подставлять себя под удар.