Польша в советском блоке: от «оттепели» к краху режима

Это было написано спустя 25 лет после установления в Польше диктатуры марксистской партии, рассматривавшей церковь как одного из главных идеологических противников. Приведенный документ весьма наглядно свидетельствует, что борьба за души между атеистической властью и католическим духовенством была далека от завершения. Причины конфликтов коренились как в глубокой мировоззренческой пропасти, разделявшей декларативно атеистическое государство и религиозную организацию, так и в присущем тоталитарному режиму стремлении поставить под свой контроль все прочие политические и общественные структуры, самой мощной из которых являлась католическая церковь. Глава польского епископата кардинал Стефан Вышиньский, характеризуя сложившуюся к концу 1960-х гг. ситуацию, подчеркивал: «Церковь в Польше является единственной независимой от партии организацией, во всеуслышанье проповедующей отличное от коммунистического мировоззрение. И эта отличность придает церкви статус оппозиции. Следовательно, уже сам факт существования церкви является оппозицией, хотя бы она (церковь) и не проводила планируемой оппозиционной деятельности»[523]. Правящая элита рассматривала костел как естественного союзника «реакционных классов» и орудие Ватикана, всегда настроенного неприязненно к социалистическому лагерю. И хотя в процессе сосуществования обе стороны вынуждены были формально пойти на уступки (власть признала право католиков участвовать в общественно-политической жизни страны, а церковь отказалась от взгляда на социализм как на враждебный религии строй), взаимоотношения государства и костела оставались глубоко недоверчивыми. Член Политбюро ЦК Польской объединенной рабочей партии С. Каня осенью 1971 г. четко обозначил этапы политики государственной власти в отношении католической церкви: «Мы стремимся к тому, чтобы в будущем церковь приняла социалистический строй; сейчас же мы заинтересованы в ее нейтрализации, позднее — в лояльности, а затем — в поддержке вплоть до [горячего] одобрения»[524].

Однако, анализируя развитие отношений между властью и католической церковью, нельзя упускать из вида один важный момент — определенную долю лицемерия с той и другой стороны. Находящиеся у власти марксисты хотя и преследовали костел как пережиток «буржуазно-помещичьей Польши», но вместе с тем категорически отрицали дискриминацию граждан по религиозному признаку. В то же время среди духовенства был распространен взгляд на правящую партию как на несуверенную и временную власть, навязанную Советским Союзом, хотя на словах церковная иерархия заявляла о признании существующего строя и всячески отмежевывалась от обвинений в политической борьбе. Характерно при этом, что как епископат, так и партийная верхушка, случалось, именовали оппонента «противником» и прибегали к терминологии боевых действий при описании взаимодействия католической церкви и государства.

Отношения власти и церкви в Польше после периода потепления в 1956–1957 гг. вновь начали ухудшаться в конце 1950-х гг. Правящая элита, придя в себя после кризиса, перешла в новое наступление, ознаменованное полным исключением уроков Закона Божьего из школ в 1961 г. с выносом из классов настенных крестов, закрытием монастырей и учебных заведений для священников, усилением налогового гнета. Ситуация усугубилась в 1965–1966 гг., когда католическая церковь отмечала тысячелетие крещения Польши. Правящая элита решила провести альтернативные мероприятия, но уже в честь тысячелетия образования польского государства. На протяжении года по всей стране проходили конкурирующие торжества, причем местные и центральные власти делали всё, чтобы не допустить массового наплыва людей на мероприятия, организуемые церковью. Была также развязана пропагандистская кампания в прессе с целью показать «антинациональную» сущность католической церкви. Импульсом к ней послужило письмо польского епископата немецкому в ноябре 1965 г., в котором содержалась фраза «Мы прощаем вас и сами просим прощения». Письмо это, написанное на волне проходившего тогда II Ватиканского собора и призывавшее к примирению двух народов, вызвало отторжение В. Гомулки уже самим фактом обращения поляков к гражданам другого государства через голову официальных структур. И конечно, он не мог пройти мимо вышеприведенной фразы, обращенной к немцам. Какое право имеют эти люди выступать от имени народа? — бушевала польская пресса и партийные чиновники. — Кто их уполномочил на это? И за что, интересно знать, поляки должны просить прощения у немцев? Неужели за то, что в 1939 году отважились выступить против Гитлера? Эти и другие обвинения сыпались на епископат со страниц официальных изданий и в речах государственных мужей. Надо сказать, что в данном случае народ (и даже часть священников) оказался скорее на стороне правящего режима. Германофобия, раздуваемая властями, перевесила евангельский дух прощения врагам, в котором было выдержано воззвание епископата.