Польская политическая эмиграция в общественно-политической жизни Европы 30−60-х годов XIX века

Успех этих планов во многом зависел от союзника, каким могло стать русское революционное движение. И как раз в этом Революционное общество, созданное «левыми» демократами вместе с русскими эмигрантами, было способно оказать помощь Центральному Национальному комитету. Именно «левое», радикальное крыло Польского демократического общества неизменно выступало за русско-польский революционный союз, хотя Централизация ПДО и расходилась с «Колоколом» по ряду вопросов. Это обнаружилось уже в период манифестаций, когда более широкие слои польской демократической эмиграции осознали значение русско-польского революционного сотрудничества. В письме группы поляков из Алжира подчеркивалось, что «освобожденная Россия и независимая Польша это не только истинный союз между народами, но также и единственная гарантия свободы в Европе». А на торжественном собрании 29 ноября 1861 г. демократы дали отпор попытке осудить стремление к сотрудничеству с русскими революционерами, предпринятую Г. Невенгловским, который утверждал, что от русских нечего ждать, кроме рабства, так как они иначе понимают свободу, исповедуют «коммунизм, восточные понятия», в отличие от поляков, разделяющих западные идеи, в частности, идею частной собственности как «признак цивилизации и высочайшее уважение свободы человека». Отвечая Невенгловскому и всем противникам русско-польского революционного союза, Я. Чиньский заявил: «В России, которая до сих пор состояла из царя и рабов, в России проявляются благородные чувства, высокие стремления. С берегов Вислы искра свободы перелетела на берега Невы […] Мы считаем величайшей заслугой национальных усилий то чудесное движение, которое московских рабов, наших заклятых врагов, превратит в свободных людей, наших союзников, наших братьев». Чиньский говорил о «надежде будущей России» – молодежи русских университетов, которая «начинает мыслить и чувствовать», о русских революционных эмигрантах – «добровольных изгнанниках», не желавших быть свидетелями жестокостей самодержавия, о «смелых, светлых и благородных» усилиях Герцена, затронувшего «своим сердцем и пером» «множество благородных чувств» в России, и приходил к выводу: «Система русского абсолютизма – это наш враг! Свободные русские – это наши сотрудники, наши братья, наши союзники!». Он призывал к верности традициям революционного сотрудничества и старому девизу «За вашу и нашу свободу!»: «Примем братскую руку, которую подают нам свободные русские! Удержим их симпатии! Научимся отличать свободу от деспотизма! Воздадим ненавистью за ненависть, но любовью за любовь!». Призыв Чиньского был встречен аплодисментами, и эта реакция подтверждала, что такое, с точки зрения царского агента, «вредное явление», как стремление к польско-русскому революционному сотрудничеству, стало «проникать в массы эмигрантов». Демократы же не уставали пропагандировать идею революционного союза. 8 июня 1862 г. в воззвании к шведам они подчеркнули, что в русском народе «любовь к свободе растет с каждым днем, и множится число ее апостолов. Прогрессивные идеи и благородные чувства находят отклик на берегах Невы, и никакая земная сила не сможет помешать их победе». А незадолго перед восстанием, когда переговоры Центрального Национального комитета с русскими революционерами завершились подписанием договора о русско-польском революционном сотрудничестве, А. Жабицкий, говоря о заключении союза, утверждал: «Самого серьезного союзника мы нашли в лагере нашего общего врага. Связанные с русским народом узами общего происхождения и говоря на близком ему языке, мы сумели передать ему наши чувства и убеждения […]. Союз Польши с революционной Россией […] не угрожает никому расовой войной». Он «заключен с единственной целью разбить общие оковы и предусматривает после завоевания независимости полную свободу развития каждого из этих двух народов»²⁴⁰.

Пропаганде идеи союза способствовала деятельность печати демократической эмиграции: газета «Demokrata Polski» публиковала материалы о России и русском революционном движении, перепечатывала статьи из «Колокола». Признавая «неоценимые заслуги» Герцена перед «делом русской свободы» и «всего человечества», она с удовлетворением отмечала последствия его «первых призывов» – распространение «по всей России среди военных, светских и духовных лиц» сочинений, призывавших страну «освободиться от позорного угнетения». Воплощение лучших черт русского народа газета видела в молодежи и к ней обращала призыв к совместной борьбе: