Польская Сибириада

— Ну, тебя развезло, парень! Бывает с непривычки…

— Куда ты меня тащишь? Не хочу. Пусти меня, я сам.

Сташек вырвался и через пару шагов зарылся носом в траву. Подняться сам не смог.

— Вставай, дурачок! Не бросать же тебя здесь одного.

— Отстань! Я на хутор. Я сам, сам, на хутор…

— Ну да, в таком виде! Сплю и вижу утром в болоте утопленника искать…

Что с ним было дальше, Сташек не помнил. Когда утром он проснулся, лежал, в чем мать родила, в чужой постели, в чужом доме. Чувствовал себя мерзко, болела голова. А тут еще настенные часы стали громко отбивать время. Неожиданно появилась улыбающаяся Нюрка.

— Ну, как, герой? Знаю, знаю, можешь даже не говорить, голова раскалывается, да? С перепоя всегда так. А стыдиться тебе нечего. Я и не думала, что ты уже настоящий мужик… Ой, знаю я вас, мужиков, как облупленных: от малого до старого — все одинаковые…

Весть об окончании войны пришла к полякам на Волчий хутор в мае. Но вот уже минули июнь, июль, кончалось короткое сибирское лето, а они все еще ничего конкретного о возвращении в Польшу не знали. Никому до судьбы ссыльных не было дела. Попадающие изредка к ним газеты занимались гораздо более важными происходящими в мире делами, чем судьбы сосланных в Сибирь поляков. На все вопросы о возможности возвращения в Польшу управляющий Астафьев неизменно отвечал:

— Видно, еще не пришло время. Когда? Начальству виднее, что я могу сказать. Надо ждать… Да разве вам у меня здесь так плохо?

Они не жаловались ни на Астафьева, ни на жителей Булушкино: вместе в здешней нужде перебивались, никто их особо не притеснял, пальцем не тронул. Но ведь война закончилась! Как долго им еще ждать здесь в этом неведении и терзающей душу неуверенности? Тем более что опять перестали приходить письма. Появились опасения: война кончилась, может, наши уже в войсках не служат, разъехались по Польше, как найдут их письма, отправленные на полевую почту?

Польки из Волчьего долго совещались, что в такой ситуации предпринять. А что же еще? Только идти опять в Тулун и стучаться в двери любого начальства. А чтобы ехать туда не с пустыми руками и оставить какой-то след своих стараний, решили написать общее заявление с просьбой о возвращении в Польшу. И как в прошлый раз решили отправить в Тулун Гонорку Ильницкую и Сташека.

Астафьев с трудом согласился освободить их от работы на пару дней, но лошади не дал.

— Жатва начинается… Не могу. Я и так выговор получу за то, что вас отпустил. Ноги здоровые, как-нибудь доберетесь.

Три дня тащились они таежными тропами до Тулуна. Первую ночь переспали в придорожной деревушке, вторую — кое-как, закопавшись в стог сена. В Тулуне, как и в прошлый раз, сначала отправились на лесопилку. Гонорка нервничала:

— А вдруг все уже в Польшу уехали? А мы сидим в тайге и ничего не знаем.

— Не волнуйся, если даже уехали, нам же лучше, значит, и мы уедем. Узнаем, как они это организовали. Живет же в этих бараках кто-нибудь, расскажут нам про наших.

Напрасно Гонорка так нервничала. В бараках лесопилки все еще жили поляки. Даже больше их стало. Услышав об окончании войны, кто мог, выбрался из тайги, лишь бы быть поближе к железной дороге. В бараках в добром здравии застали они Сильвию с сыном, пани Корчинскую и старика Майку, к сожалению, весной овдовевшего. Но о скором возвращении в Польшу и тут никто ничего конкретного не знал.

— Ходили вы, куда надо, спрашивали?

— Изо дня в день народ по всяким учреждениям бегает. Начальство нервничает и всем отвечает, что Москва не присылала никакого «приказа» по поводу репатриации поляков.

— Говорят, там уже не Польша теперь на нашем Подолье, а Западная Украина, вроде, она навсегда к Советам в тридцать девятом была присоединена.

— Боже праведный! Что вы болтаете? Мы что же, в Червонный Яр, в свои дома вернуться не можем?

— Так получается, Гонорка. Как вошли в тридцать девятом Советы и забрали себе эти польские земли, так теперь и останется.

— В НКВД говорят, что нас сюда вывезли, потому что мы кулаки, а им такие и после войны там не нужны. Они уже там давно колхозы организовали.

— И куда же нам теперь возвращаться?

— Как куда? В Польшу! Подолье от остальной Польши отделили, но Польша то существует. Мать она наша, всегда что-нибудь для своих детей найдет.

Ночевали у Сильвии. Она достала из шкафа какую-то газету.

— Польская газета? — Сташек не смог скрыть удивления.

— Только что о ней вспомнила. Парень из нашего барака на вокзале у кого-то взял. «Свободная Польша» называется. Печатает ее в Москве Союз польских патриотов. Это те, которые после Андерса дивизию Костюшко организовали. Хочешь почитать?