Польская Сибириада

— Во имя Отца… и Сына… и Духа Святого… Аминь… Люди добрые, соседи! Христос родился! А нас, Господи, в этот день его рождения все меньше и меньше! Но, как когда-то в Червонном Яре, мы как одна семья, поделимся хлебушком этим черным, как белой облаткой, чтобы уже следующий праздник в Червонном Яре, в Червонном…

Не закончил свою речь, расплакался старик Малиновский. Все плакали, вспоминали своих, видели их лица; сколько их на кладбище над Поймой, сколько их там где-то далеко, в Польше, в немецкой и русской неволе!

Преломили хлебную корочку все со всеми. Ходили от одного к другому, целовались, прощали взаимные обиды. Вечеряли.

Иисус младенец голенький лежит,

Без рубашки в яслях от холода дрожит…

Пропели все колядки, которые помнили. И почти все жили в эту ночь надеждой, что это их первое и последнее Рождество Христово в ссылке. Верили, хоть все говорило о том, что весь мир давно о них забыл. Польша разорвана на клочки, оккупирована. Вся Европа покорена Гитлером. Сталин, кроме половины Польши, присоединил к Советскому Союзу Литву, Латвию, Эстонию и Молдавию.

Мужчины ударились в политику.

— Конец нам, мужики! На Гитлера нет в мире управы. А тут еще Сталин.

— Две собаки с одного двора тоже иногда грызутся. Одна у другой начнет кость отбирать, и готова свара. Говорю вам, мужики, на следующее Рождество и Польша будет, и мы будем дома!

— Сказки баешь, Мантерыс, как тот бородатый предсказатель, что Сенкевич описал, Вернигора, что ли.

— Вернигора, или нет, а я вам сейчас что-то прочту. Только абсолютная тайна, чтоб я за эту бумагу в тюрьму не попал, как наш Кароль Корчинский, помоги ему, Господи!

Мантерыс пошел к своим нарам и вернулся со страницей старой пожелтевшей газеты. Осторожно разложил ее на столе. Мужчины окружили его тесным кольцом.

— «Иллюстрированный ежедневный курьер», я эту газету выписывал. Почтальон из Тлустого мне ее домой приносил. А знаете, какого года эта газета? 27 марта 1939 года! А почему я ее храню? Потому что в ней записано старое предсказание, что с нашей Польшей будет! Да, да, панове! Послушайте. Называется это так: «Предсказание из Тенгобожи»

В году двунадесятом
Пора настанет,
С небес разверзшихся
Огненный гром грянет,
Вернигоры песня
Страшной правдой станет,
Мир кровью захлебнется,
На пепелище Польша восстанет.
Но долог тщетных путь надежд.
Когда орел когтистый, черный
На перепутье прилетит,
К востоку око обратит
И крестоносцев в бой пошлет,
С крылом изломанным падет.
Крест оскверненный с молотом падет
Захватчиков добыча пропадет,
Земля мазурская вновь Польше отойдет,
И в Гданьске в польский порт
Корабль войдет.

Мантерыс поднял голову. Вокруг него стало еще теснее. Люди из Червонного Яра в набожной тишине слушали предсказание. Мантерыс читал дальше:

Раскинется Польша от моря до моря,
Ждать вам придется полвека.
С нами всегда будет милость Господня,
Терпи и молись, человече!

Закончил чтение. Старательно сложил пожелтевшую газету и спрятал за пазуху. Ошеломленные люди в молчании расходились по бараку.

Ян Долина вышел подышать свежим воздухом. Предутренний мороз щипал ноздри, перехватывал в груди дыхание.

Таинственно шумела вековая тайга. Трещали замерзшие деревья. Чужой враждебный мир вокруг. А еще так недавно была Польша, была Тося, дети радовались подаркам под елкой, был свой теплый уютный дом… Калючее еще не спало. Из бараков доносились приглушенные колядки:

Воздень длань Дитятко Божье
Благослови родную Польшу…

Долина невольно взглянул на небо. На востоке несмело рождалась предрассветная заря. На западе — непроглядная темень. Это где-то там, за тысячи километров от Калючего, находится Польша. «Раскинется Польша от моря до моря, ждать вам придется полвека…» Во сне — призрак, в Боге — вера; предсказания, ворожба… Но страшные слова — «полвека, полвека, полвека» — больно стискивали голову своей беспросветностью…

Часть вторая ЛЮДИ ТАЙГИ

1