Польские новеллисты

— Нас разбили под Домбровой, — продолжал мужчина, закуривая трубку. Он выпустил клуб дыма и снова заговорил: — Мы были окружены, и нелегко пришлось пробиваться к лесу, расположенному в трех километрах. К счастью, нас отделяла от него болотистая местность, заросшая камышом, это были плотные заросли вокруг маленьких прудов, подернутых желтой ряской. Казалось, что ряска толстым слоем покрывает поверхность воды, но, когда я прыгнул, она сразу раздалась под тяжестью моего тола, и, помню, я еще подумал, что мне только показалось, будто она на поверхности. Об автомате я тоже подумал. Одной рукой я греб, а в другой держал автомат, чтобы вода не попала в ствол.

— Какой у тебя был автомат?

— «Бергман». Я отобрал его у эсэсовца на станции в Малкине.

— А этот эсэсовец просил тебя, чтобы ты в него не стрелял, и ты действительно не выстрелил, потому что боялся всполошить железнодорожную охрану. Ты мне уже когда-то об этом рассказывал. Не у всех ребят бывают такие отцы, — сказал мальчуган с нескрываемой гордостью.

— Ты сильно преувеличиваешь, — возразил мужчина. Он вынул трубку изо рта и минуту сидел в оцепенении. И только рука, в которой он держал трубку, дрожала.

Мальчик заметил это и спросил:

— Папа, почему у тебя дрожит рука? — Он чувствовал, что должен оставить отца в покое, однако тот отозвался, будто охваченный внезапным желанием выговориться.

— Когда человек вспоминает прошлое, он почему-то испытывает неуверенность. Возможно, даже не потому, что то, что произошло, обязательно было плохим, а потому, что ему хотелось поступить лучше. Но это не всегда удается.

— Пап, я не понимаю.

— Ну, что ж. Не ломай себе голову. Лучше послушай, что произошло потом. Кто мог, бежал через болото и камыши к лесу. Должен тебе сказать, что это бегство было не слишком красивым.

— Но ты, наверное, остановился и дал по ним очередь?

— Нет. Я не сделал этого. Наоборот, переплыв болотце, я вырвался вперед, собрав все силы. Остановился уже в лесу за первыми деревьями. Там было несколько наших, среди них даже поручик Семп, заместитель командира отряда. Он стоял, опершись о сосну, и курил самокрутку.

— А что стало с командиром?

— Погиб. Тела наших бойцов затянуло болото. Местные крестьяне рассказывали потом, что в течение нескольких месяцев с болота доносился трупный запах. Это лучше, что командир погиб и не видел поражения отряда. Всегда лучше, когда командир гибнет. Тогда никто не говорит, что потерпел поражение. Вскоре прибежали остальные, и поручик Семп приказал уходить в глубь леса. Впрочем, он не мог ничего другого придумать, потому что немцы, рассыпавшись цепью, смело наступали между деревьями. Нужно было побыстрей сматываться, чтобы нас не схватили. В течение дня над лесом летали самолеты, один из них прошел над верхушками деревьев и, наверное, заметил нас. На третий день под вечер мы добрались до этого сарая.

— А ночь была совсем светлая, ни облачка на небе, — вставил мальчик.

— Да, даже слишком светлая. Время приближалось к девяти. Мы выбились из сил. А так как поручик тоже порядком измотался, он приказал отдохнуть. Четверо из нас остались стоять на посту, а шестеро вошли в сарай и легли спать. Устал и я, клонило ко сну, но я не поддавался. Вдруг я заметил две человеческие тени. Нет, сначала я услышал, как треснула ветка, и только потом заметил эти две тени.

— И что же ты тогда сделал? — мальчик сжал ручонкой плечо отца.

Мужчина молчал. Он слышал только учащенное дыхание мальчика. Через минуту он сказал:

— Я узнал их. Это были немцы. Я поднял автомат и выстрелил.

— Я уверен, что ты не промахнулся.

— Да. Я заметил, что им досталось. Потом я снова дал очередь — появились еще двое. Сними руку: ты так вцепился в плечо, что делаешь больно, — говоря это, мужчина мягким, но вместе с тем решительным движением снял руку мальчика.

— У тебя такая потная ладонь, — заметил мальчик.

— Мои ладони всегда сухие, — ответил мужчина.

— Рассказывай, папа, рассказывай — чем же все это кончилось?

— Я должен вспомнить: хочу как можно точнее описать тебе ту схватку и найти слова, наиболее подходящие для такого мальчика, как ты. Для мальчика, который еще любит играть в индейцев, но который уже слышал о Хиросиме и о том, что творится на свете.

— Было бы лучше, если бы ты не относился ко мне, как к пацану.

Огонь начал угасать, и только отдельные язычки пламени взлетали кверху. Угли тлели, но тепла давали все меньше и меньше.

— Их было несколько десятков. Я сразу понял, что они решили окружить нас и внезапно напасть.

— Но им это не удалось, потому что ты их заметил. Я уверен, что им не удалось.

— Так вот, я заметил их, а кроме того, мои товарищи тоже стреляли, может, даже лучше меня.

— Ты только так говоришь.

Он не ответил на эту похвалу.

— Ночью, хотя это была достаточно светлая ночь, похожая на сегодняшнюю, обе стороны вскоре потеряли ориентировку, никто не разбирал, где свои, а где противник.

— Но ведь большинство ваших находилось в сарае. Они-то знали, в кого стрелять.

— Конечно, но они выбежали из сарая, — сердито сказал мужчина, — Не мешай, лучше слушай, что я скажу.