Чтобы попасть на склад, где он теперь работал, ему пришлось прибегнуть к всевозможным ухищрениям. И наконец он туда устроился благодаря венгерскому еврею, который скрывал от лагерного начальства свое происхождение, причем без особой трудности, поскольку попался просто как коммунист. Лагерное начальство, знавшее, что такие случаи бывают, как-то в августе устроило двенадцатичасовой апель. Вначале это не давало никаких результатов. Но вот наконец вперед вышел штурмфюрер Коблер и, никого не ударив, как это делали многие до него, боже избавь, объявил, что возьмет к себе работать на склад любого, кто выдаст еврея. Любого, сказал штурмфюрер Коблер, и что его, штурмфюрера, слову можно верить. Слова своего господин Коблер не сдержал, ибо охотников оказалось слишком много, но поскольку Зигмусь выступил из шеренги первым, то по отношению к нему господин Коблер обещание выполнил.
Вот почему он следовал сегодня в лазарет в обществе капо Энгеля, таща за дышло тележку с посылкой, огромной посылкой для номера 886021, которого они тщетно искали уже четверть часа, и подгонял своего нерадивого напарника с отмороженными ногами.
Они миновали сторожевую будку — капо крикнул часовому что-то, прозвучавшее как праздничное пожелание, — и очутились на третьем «поле».
— Что же там, в этой посылке? — полюбопытствовал паренек с обмороженными ногами. — Как, по-твоему, Зигмусь, колбаса есть? Пожалуй, да. И грудинка, грудинка… — проговорил он мечтательно.
На складе он работал всего неделю и после шести месяцев каменоломни еще не успел ни освоиться, ни завести знакомств. Складские все еще подозрительно косились на него и не подпускали к дележу.
— Живее, ребята, живее, — торопил капо. — Скорее бы все это кончилось. Не ночевать же нам с этой посылкой на улице. — В нем нарастала тревога за судьбу литровки, оставленной на попечение ему подобных. Он дорого бы дал за то, чтобы бросить все и отправиться к себе.
— Что там может быть? — повторил Зигмусь. — Известно. Побольше у нас поработаешь, будешь знать. И досыта наешься, тебе хватит. Вполне хватит. Даже паек начнешь загонять. Не бойся, уже скоро. Только научись ладить с шефом. Лучше всего скажи ему, что у тебя есть на продажу чулки или что-либо из дамского белья, какие-нибудь там шелковые панталоны. Он на это падкий. Прямо не напасешься.
— Но у меня ничего нет. Откуда я возьму? — возразил паренек с обмороженными ногами, незаметно отпуская тележку. Он понимал, что не сможет расположить к себе складских ни ловкостью, ни коммерческой хваткой, и поэтому продолжал прикидываться простачком.
— Ничего нет! Что значит ничего нет? Так зачем же ты пришел на склад? Отмороженные ходули лечить? Да? Уж тогда лучше иди в ревир. Там по крайней мере не заставят толкать тележку. Говорю тебе, ступай в ревир. Там место в самый раз для тебя. Благодать. Занавесочки на окнах. Тепло. Можешь целый день лежать под одеялом и не двигаться. Раз в неделю отбирают в крематорий. Советую, отправляйся в ревир.
— Советуешь? Может, ты и прав… Но я еще, пожалуй, немного побуду на складе. У вас вовсе не хуже и селекций, как в ревире, нет. Может, лучше, Зигмусь, я у вас останусь. — Его рука едва прикасалась к тележке, и он уже давно не прилагал никаких усилий, но передний не замечал этого. — И потом, у меня нет знакомств, а без них в ревир не попасть, — добавил он поясняющим тоном.
— Как это нет? — возмутился Зигмусь. — Без знакомств ты бы на склад не устроился, не заливай.
— Вот так, нету. Велели — пошел на склад, вот и все, — уверял парень с обмороженными ногами.
Он врал. Он попал на склад, как и другие. Но все дни, пока работал в каменоломне, его разъедала ненависть к захребетникам, к привилегированной братин. Его бесила их ловкость и пижонство. Кроме того, ворочая камни, он чувствовал, как у него слабеет сердце. И берегся. Он был малость неповоротлив, соображал туго или, во всяком случае, прикидывался таким.
На склад он попал обычным путем. Один еврей из зондеркоманды, у которого, впрочем как и у всех других в этой бригаде, водилось золотишко, подкупил, разумеется окольным путем, штурмфюрера Коблера. А отец этого еврея уже второй год прятался в подвале квартиры обмороженного; и когда этот еврей из зондеркоманды встретил в лагере человека, который некогда в городе наглухо закрытых окон и дверей не подвел, но помог ему.