Он пошел к доминиканцам на «девятнашку». Так вечернюю мессу называла молодежь, знавшая о ней, поскольку служба предназначалась для молодых. Храм был переполнен, поэтому богослужение он слушал в притворе. Молился самозабвенно и только раз рассмеялся. Вспомнил, как он сам, отправляя мессу в этом костеле — далеко не в лучшем психическом состоянии, после бессонной ночи, когда он в оцепенении внимал исповеди отца Адама, — разъяснял прихожанам значение праздника Трех Царей[12]
, рассказывал про Бонифация, Панкратия и пр.[13], а какая-то баба в первом ряду так хлопала себя по лбу, что эхо просто ошалело от избытка впечатлений.Без четверти девять Иосиф Мария Дыдух сел в такси на стоянке напротив костела францисканцев и велел ждать. Таксист включил счетчик, и они стояли. Дыдух наблюдал за входом в храм. Много людей расхаживали туда-сюда. Несколько одиноких мужчин. Ни один, однако, ничем не походил на клиента, ожидающего встречи с частным детективом. В силу специфики своей работы, Дыдух встречался преимущественно со взволнованными и смущенными мужчинами, нервно потиравшими щеки, отводившими взгляд и частенько заикавшимися. Женщины — клиент редкий и более требовательный — обычно бывали спокойны, но и они, независимо от погоды, прятали глаза за большими темными стеклами очков. Ксендза Матеуша, личного капеллана архиепископа, краковского митрополита, Дыдух знал с давних пор. Он даже улыбнулся, завидев его, стоящего возле костела. Вот это был бы клиент! Пикантное таинственное дельце. Настоящий, впрочем, по-прежнему не просматривался. Дыдух шарил по площади взглядом: не исключено, что кто-нибудь так же, как он, наблюдает за входом в костел, — но не заметил ничего подозрительного. Таксист начал проявлять нетерпение. От бурной реакции его удерживал, по-видимому, только добротный костюм пассажира. Наконец зазвонил телефон.
— Где вы? — Голос в трубке не тратил времени на приветствия.
— Добрый вечер. Я возле костела. А вы?
— Это я возле костела.
— А возле какого… — Иосиф Мария Дыдух осекся, потому что увидел озиравшегося по сторонам ксендза Матеуша с прижатым к уху мобильником. — Не важно. Я сейчас подойду.
Они шли по Плантам в сторону Вавеля[14]
. В молчании. Ксендз Матеуш заговорил первым:— Я должен быть уверен, что вы не записываете.
— Пожалуйста, можете меня обыскать, но мы в общественном месте, и это, боюсь, будет превратно истолковано.
— Вы записываете?
— Нет.
— Верю вам, отец.
Не считая шуточек тех, кому было известно монашеское прошлое Иосифа Марии Дыдуха, никто так не обращался к нему уже несколько лет.
— Я уже не доминиканец.
— Ах да, конечно, извините. Перейдем к делу. Я обращаюсь к вам от имени архиепископа.
— Я обязан соблюдать определенные нормы, — раздраженно оборвал его Дыдух.
Взгляд, которым смерил его священник, говорил, что тот относится к подобного рода заявлениям весьма скептически.
— Начну с того, что я был против выхода на связь с вами. Я не доверяю доминиканцам, даже бывшим. Но служба — не дружба… как говорится. Его Преосвященство ставит вопрос так: примете ли вы от нас заказ?
— Я специализируюсь на разводах, супружеских изменах и грязном соперничестве полов. Кроме того, я — та паршивая овца, которая ушла из… института Церкви. Чего может ожидать от меня его преподобие архиепископ?
— Так вы возьметесь или нет?
— Почему бы и нет? Тем не менее расценки я назову, когда узнаю суть поручения.
— Вам хорошо заплатят, — с презрением произнес ксендз Матеуш. — Вчера днем умер доминиканец, отец Болеслав Поремба. Вы его знали?
Дыдух кивнул, вспомнив седовласого старого монаха, и мысленно вверил его душу попечению Господа. Ксендз Матеуш продолжил:
— Врач засвидетельствовал естественную смерть. Отец Болеслав умер в стоматологическом кресле. Печень. По мнению Его Преосвященства и моему личному, есть основания полагать, что это не была обычная смерть.
— Самоубийство?
Ксендз Матеуш фыркнул от возмущения.
— Убийство. — Он не дал Дыдуху вставить ни слова. — Как вы знаете, не в нашей власти приказать доминиканцам заявить в полицию, мы даже не можем намекнуть о своих подозрениях. Поэтому Его Преосвященство, вопреки моим советам, повторяю, решил нанять вас.
Дыдух почти совсем уже собрался с мыслями. Вздрогнул, когда часы на вавельском замке пробили половину десятого.
— Почему вы сами не заявите в полицию, что в монастыре, вероятно, совершено преступление?
— Даже если мы правы, мотивы этого убийства не следует предавать огласке.
— Я вас слушаю.
— Вам не обязательно…
— Я вас слушаю! — Несколько прохожих взглянули на две черные фигуры.
Ксендз Матеуш втянул голову в плечи, но Дыдуха мало волновало его психическое состояние. Он готов был кричать еще громче.