Польские земли под властью Петербурга

Впечатление таково, что для якобы не любимой варшавянами российской администрации в принципе не было проблемой найти помещение для аренды. Во внутриведомственной переписке обнаруживаются сетования на слишком высокие цены, однако нет сообщений о том, что владельцы недвижимости не хотят пускать к себе в дома российские учреждения. И даже там, где возникали трудности, это были скорее чисто деловые споры, обычные для отношений между арендаторами и остальными жильцами, нежели проявления какого-то базового конфликта между представителями государства и обществом. Например, когда упомянутое подразделение полиции въехало в снятое помещение, соседи начали жаловаться на то, что в доме стало слишком много посетителей: ежедневно их приходило около 800 человек. Обер-полицмейстер отреагировал прагматично и позаботился об аренде дополнительных помещений, так что жалобы вскоре утихли. Нет никаких признаков того, что за этим конфликтом скрывалось нечто большее, кроме недовольства жильцов действительно неприятным ежедневным потоком входящих и выходящих посетителей полицейского учреждения524.

Но государство выступало не только в виде арендатора: оно было чрезвычайно динамичным фактором городской экономики, выступая в качестве арендодателя и раздавая концессии. Сдавать в аренду магистрат мог прежде всего свою недвижимость, концессии же он раздавал на широкий спектр городских услуг и инфраструктурных мероприятий. Долгосрочные концессии с гарантированной монополией выдавались в таких важнейших отраслях, как газоснабжение или эксплуатация городских конок и электрических трамваев. Но и другие модернизационные мероприятия, например замена строительных материалов на городских мостах и ремонт опор мостов, регулировались посредством концессионных договоров525. Не в последнюю очередь заключение таких договоров имело следствием прогрессирующую коммерциализацию общественного пространства. Рекламные вывески, а также новшества вроде «афишных тумб» для плакатов отдавались в концессию частным предпринимателям.

В целом такие концессионные контракты были чрезвычайно популярным инструментом для привлечения частных инвестиций в дело городской модернизации, равно как и для получения прибыли. Однако они были отнюдь не беспроблемным способом управления экономическими процессами, потому что длительный срок концессий – во многих случаях он составлял двадцать пять лет – нередко препятствовал дальнейшему развитию и дифференциации предложения на рынке. Кроме того, в долгосрочной перспективе он лишал городскую администрацию источников прибыли, многие из которых стремительно повышали свою доходность.

Пугающих примеров бесхозяйственного подхода к концессиям и монополиям было много и в других местах Российской империи. Так, в Киеве проблема водоснабжения оставалась нерешенной почти до самой Первой мировой войны – из‐за того, что городское самоуправление передало соответствующую концессию частному предпринимателю, который взвинтил цены на питьевую воду. То же самое относится к киевской трамвайной сети и электростанциям: эксплуатацию этих объектов, равно как и высокие доходы от них, городские власти упустили из своих рук, отдав концессионеру. А в Люблине концессионер, эксплуатировавший местный газовый завод, – предприниматель Анастазий Сулиговский – чрезвычайно успешно препятствовал электрификации части городских услуг, так как они нарушали его монополию. То, что часто казалось на первый взгляд скачком вперед по пути модернизации, из‐за долгосрочных концессионных контрактов могло быстро стать тормозом развития населенного пункта. Как мало в этой области значила национальность акторов, показывает пример Сулиговского: он называл себя польским патриотом, был героем Январского восстания, а между тем в значительной степени именно по его вине первая электростанция в Люблине возникла только в межвоенный период526.