Польские земли под властью Петербурга

А главное – представители Петербурга в Привислинском крае пересмотрели свою оценку организаций и партий национал-демократического спектра. В 1890‐е годы такие люди, как Роман Дмовский, являли собой в глазах властей существенную угрозу, потому что представляли новую городскую интеллигенцию, часто дворянского происхождения, начавшую борьбу за национальные права поляков и продолжавшую традицию «польского восстания». Дмовский еще в бытность студентом Варшавского университета и руководителем националистического Союза польской молодежи вступил в конфликт с властями и был приговорен к шести месяцам заключения в Варшавской цитадели. Вскоре после этого генерал-губернатор и вовсе выслал его из Царства Польского712.

Еще накануне революции в административных документах национал-демократическая агитация учитывалась под рубрикой «революционная деятельность»713. Но уже в 1905 году стало понятно, что национал-демократы не закоснели в фундаментальной оппозиции к режиму. Под влиянием Дмовского они отказались от цели насильственного свержения петербургской власти и в деятельности социалистического подполья стали усматривать опасность для развития Польши. Так у представителей режима внезапно возник с польской стороны еще один партнер для диалога.

Опыт смут и хаоса 1905 года объединил широкий спектр польских консервативных, буржуазных и национал-демократических партий в общем страхе перед революцией. Слишком часто революционные события проявлялись в форме анархии и насилия. Последнее же имеет тенденцию отрываться от своих изначальных целей; выступающие экспертами в области насильственной борьбы индивиды и организации ради обеспечения своих интересов и самосохранения склонны к эскалации насилия. Разрыв между политическими и «обычными» насильственными преступлениями быстро исчезает; насилие профанизируется и коммерциализируется и все больше направляется против тех, кто еще вчера считался союзником по восстанию.

Так было и в 1905 году в Царстве Польском: все более весомую роль в конфликтах играли акторы, осуществлявшие насилие, – боевые организации СДКПиЛ и ППС, наемные убийцы, стрелявшие в полицейских и штрейкбрехеров, конкурирующие отряды самообороны и вооруженные банды, воевавшие друг с другом и делавшие улицы города опасными для прохожих. Бунт, который изначально был призван поколебать российское владычество, в конце концов обернулся необузданным и вызывающим все больший страх насилием, которое стало определять повседневную жизнь всего населения. Огромное множество людей познало на собственном опыте, что полный крах царского аппарата власти не привел здесь ни к чему хорошему714. То, что для одних было «днями свободы», для других представляло собой фундаментальную угрозу их жизни и собственности. Вышедшее из берегов насилие было направлено отнюдь не только против богатых: оно стало повседневностью и для городских низов, и для рабочих. Вооруженные отряды самообороны терроризировали друг друга.

Боевые организации, в особенности таких партий, как СДКПиЛ, ППС или ППС-Пролетариат, не колебались при использовании оружия. После выхода Октябрьского манифеста военизированные формирования социалистических партий пытались поддерживать социальную оппозицию режиму с использованием насильственных средств. Все «примиренцы», сомневавшиеся в осмысленности революции, теперь были объявлены предателями, и на них была открыта охота. В декабре 1905 года боевики СДКПиЛ, например, совершили убийства журналистов национал-демократической газеты Goniec, после чего традиционное противостояние социалистов и национал-демократов перешло в новое качество. В 1906 году национал-демократы отреагировали на нападения созданием собственной организации самообороны, называемой «народной милицией», которая имела вооруженные «боевые кружки» и своими целенаправленными акциями возмездия и нападениями на членов социалистических партий значительно способствовала раскручиванию спирали насилия715.

Таким образом, от эскалации насилия страдали самые разные группы общества. Одним из последствий этого, несомненно, была готовность реагировать насилием на насилие; другим – понимание того, что революционная смута, казавшаяся все более бессмысленной, представляет собой силу прежде всего разрушительную716. Логика необузданного насилия включает в себя, помимо прочего, эффект раскручивающейся карусели: некоторые из тех, кто изначально активно участвовал в запуске карусели насилия, были сброшены с нее растущей центробежной силой. В конкретной ситуации Царства Польского опыт насилия и страх перед угрозой для жизни, которую оно несло, повысили у части местного общества готовность принять государственных чиновников и их силы охраны порядка как необходимых гарантов общественной безопасности.