Польский рассказ

Липинский был прав. Обидович это хорошо понимал. Обстановка требует от него сейчас подвига. Он должен решиться на героический поступок, сделать из этого обыкновенного случая событие, которое отметит история, иначе погибнешь как рядовой шпион. Другого выхода нет. Нужно заставить работать все мозговые клетки и обдумать все хладнокровно. Кажется, он до сих пор не допустил ни одной ошибки и с самого начала хорошо сыграл эту необыкновенно трудную роль. Любому ясно, что невозможно бороться шестизарядным пистолетом против автоматов. Однако он сделал, кажется, все, что нужно было сделать. Сейчас он почти уверен в том, что ситуация складывается так, как он задумал, и он по-прежнему остается хозяином положения. Даже это бездеятельное лежание в течение последних минут является с его стороны сознательным, хорошо продуманным действием, преследующим цель усыпить бдительность «яна».

Он опять почувствовал уверенность в своих силах. Смелый, дерзкий план моментально созрел в его голове. Он совершит необыкновенный, беспрецедентный подвиг. Сначала одно, только одно пробное движение. Он немного привстал на руках. Повернул голову. Увидел дуло автомата, и ему опять стало не по себе. Казалось, он отчетливо услышал лязг железа. Застыл в неподвижности. Нет, это треснула ветка. Итак, пора! Он начал медленно поворачиваться на сто восемьдесят градусов. Ему чудилось, что каждое его движение вызывает ужасный шум. Замер на минуту, прислушался. Но тот не реагировал.

Он чувствовал, как кровь начала пульсировать у него в висках, бешено застучало сердце. Огромным напряжением воли он удержал себя на месте. Ему не давала покоя мысль вскочить и побежать куда глаза глядят, подальше от этого отвратительного дула.

Но он знал, что это не выход. Выход был только один-единственный…

Обидович подавил в себе волнение и, как змея, начал ползти через папоротники к пограничнику. Иногда он закрывал глаза, стискивал зубы, ему казалось, что он уже чувствует горячий ожог от пули, раскалывающей череп. Но он упорно полз, потный и задыхающийся, то пугаясь, то удивляясь, полз навстречу нацеленному на него дулу автомата. Он знал, что никто и никогда не поверит ему, что он мог совершить что-либо подобное, да, впрочем, он и сам не поверил бы. Каждое мгновение он ждал услышать резкий окрик «Стой!» или просто автоматную очередь, но ничто не нарушало тишину. Странно! Зазевался глупый «ян» или уснул?

Уже близко. Из-за папоротника показался черный ствол, на котором лежал автомат. Уже отчетливо видна склонившаяся голова пограничника, как бы задумавшегося над серым дулом автомата… План вступал в завершающую стадию. Спасение приобретало реальные очертания. Ну, теперь последний акт…

Обидович молниеносно вскочил и всем телом обрушился на пограничника. Но почему-то не встретил сопротивления. Парень лежал неподвижно, как колода. Узкой полоской ото рта чернела запекшаяся кровь… Обидович остолбенел: он понял, что наносил удары по трупу…

Сначала его охватил страх, потом стыд и, наконец, безграничное бешенство.

«Коварная собака! Он, наверное, получил свое еще там, в зарослях, но дополз сюда… И подло обманул. Столько времени потерял из-за него! Столько времени!»

Он схватил автомат и в отчаянии бросился в сосновый лес, на запад.

На повороте шоссе до него донесся шум моторов. Обидовичу показалось, что слышен и лай собак. Он кинулся в другую сторону, но в просеке на расстоянии менее полукилометра увидел цепь зеленых мундиров…

Поздно, теперь слишком поздно! Слезы бессилия, обиды и злобы навернулись на глаза. В отчаянии он повернул назад. Труп неподвижно лежавшего пограничника снова привел его в бешенство: «Коварная собака! До безрассудства упрямая, какая-то нечеловечески преданная… Верная до самого конца…»

В приступе ненависти он начал топтать и избивать окровавленное тело.

«Из-за этого «яна»… из-за этого деревенского «яна» гибнет польский Лоуренс!»

А когда, наклонившись к земле, он нажал на спуск автомата, чтобы покончить с собой, боек возвратился на место мягко и бесшумно: в автомате не было ни одного патрона. Он зарыдал от унижения и бросился в заросли.

Когда его вытащили оттуда, он был уже мертв. При нем обнаружили все необходимое, кроме маленькой стеклянной ампулы…

Перевод В. Светлова.

Тадеуш Новак ПИСЬМО

С той поры запах клевера напоминал мне о свадьбе. Я выгребал его из сарая охапками, засохшие головки еще источали мед и молоко. Охапки клевера я бросал лошадям, а потом еще подсыпал им сечки с овсом, несколько початков кукурузы и пару горстей нарубленной свеклы. Я хотел, чтобы к весне лошади мои лоснились. Весной должна была быть наша свадьба.

Когда я выгребал из сарая клевер, мне казалось, что вот-вот я докопаюсь до скрытых где-то в глубине музыкантов. Стоило из клевера вывалиться яблоку-падалице, а мне уже слышались звуки контрабаса и скрипки. Я был уверен, что музыканты приходят на свадьбы, выбираясь из-под высохшего клевера. Но из клевера не отзывался даже сверчок.