Польский рассказ

Она с наслаждением уткнулась лицом в подушку и снова уснула. Она стоит во дворе и сыплет зерно. Скрипнули двери сарая. Во дворе появился Томек в синей курточке с золотыми пуговицами. И со всех сторон сбегаются белые куры, деловито клюют зерно. Скрипит большая береза — она наклоняется и своими длинными зелеными метлами подметает двор. В один миг во дворе становится пусто — ни кур, ни Томека больше нет. В тишине слышатся чьи-то шаги. Это Адам. Его шаги. Зося еще не видит Адама, но знает, что это он. По каменным ступеням широкой каменной лестницы Зося сбегает вниз. Скорей, скорей! Вдруг становится темно. По обеим сторонам лестницы, где-то внизу виднеются могилки с белыми крестами. Задыхаясь от бега, Зося падает в объятия Адама. Смотрит ему в лицо. Значит, он не умер. Ее вдруг охватывает бесконечное блаженство, душа замирает от счастья. Адам, обняв ее одной рукой, ведет по лестнице вниз. Никаких могилок там нет. Море — на море колышутся лодки. Сколько их! И каждая — на гребне невысокой волны. Адам подает Зосе руку, помогает сесть в лодку. Но это уже не лодка, а большой корабль, сколоченный из толстых, выкрашенных в красный цвет досок. Волны напирают на корабль со всех сторон. Скрипят и постанывают доски, выскакивают расшатанные болты. Адам стоит на палубе. Зося хочет пробраться к нему — и не может.

Расстояние между ними все увеличивается. Передняя палуба корабля вдруг отделяется, превращаясь в крохотный островок, окруженный со всех сторон пронзительно синим морем. Адам отдает ей честь, а ее что-то тянет назад, тянет и тянет, так что даже спине больно.

«Боже мой, — удивляется Зося, хватая ртом воздух и чувствуя, как под ней заскрипела тахта. — Неужто так хорошо мне было с Адамом? И вернулось это во сне! Адам, прости, что я тебя забыла».

Зося открывает глаза и на этом просыпается окончательно.

«Ну и разбойники эти воробьи, эдакий шум подняли! Галдят, будто невесть что случилось».

Чуть пониже затянутой на окнах шторы, под балконной дверью она увидела вдруг ярко-желтый отблеск солнца.

«Солнце! — обрадовалась она. — Наконец-то!»

Зося всегда старалась лечь повыше, так ей советовал врач: под головой у нее две большие подушки да еще под шеей думка. Зося глянула на будильник. Рано еще. Она глубоко вздохнула, стараясь глотнуть побольше воздуха. Прежнее чувство, с которым она проснулась, чувство какого-то щемящего душу счастья, уже покинуло ее. Теперь ей было просто, по-обычному хорошо. Она чуть приподняла голову, чтобы еще раз порадоваться солнечному блику под балконной дверью, и вдруг увидела на полу возле балкона какой-то сор. Снова шелушится лак! Стольких трудов стоило отлакировать балконную дверь, и опять!.. Вчера вечером она с таким усердием подмела комнату, и вот на тебе. Хорошо бы этим летом снова выкрасить и окно, и балконную дверь. Но где взять деньги? Зося вздохнула. Не стоит больше обманывать себя, делая вид, что в комнате она одна, что тут рядом за буфетом не спит Ага. Ну конечно, одеяло на полу, а девочка мерзнет, пижама на ней тонкая. А теплую надеть так и не захотела, попробуй уговори! Трудно с ней стало. И двойки у нее опять — по математике и по истории. Томек должен был бы ей помочь. Впрочем, какой из него отец!

И с каждой минутой, с каждой новой мыслью она все меньше перестает быть той, что так радовалась чириканью воробьев и солнечным бликам, она перестает быть Зосей, теперь она только бабушка Аги.

Двадцать один год она была Зосей в родительском доме, а потом тридцать пять лет была Зосей для Адама. Теперь только две старинные приятельницы называют ее по имени. Теперь она бабушка, а для соседей старуха Дыбутова! Старуха Дыбутова — смешно.

Зося хотела было приподняться, но тут же снова откинулась на подушки. Солнце солнцем, а ревматизм не унимается. Правой рукой она поддерживает окаменевшую левую руку. Осторожно поворачивается на бок. Вот так. Теперь она медленно спускает ноги на коврик. Выпрямилась. Ну наконец-то. До чего же больно! Если бы ей позволили вместо тахты поставить здесь кровать, подниматься по утрам было бы легче. Ведь все равно тут не комната, а склад, чем бы им кровать помешала? Одной рукой она оперлась о столик, потянулась, так что захрустели суставы. Каждое утро Зося думает со страхом, сможет ли она сегодня ходить. Она накинула халат, и ее обычный день начался. Прежде всего она подняла с полу одеяло и прикрыла Агу. «Какая же она большая», — удивляется Зося и сама не знает, радоваться ли этому или огорчаться. Пусть еще поспит. Несчастный ребенок.