Польский рассказ

Последний самолет бросил бомбу сразу же, как только Беер его увидел. Она оторвалась от фюзеляжа медленно, неохотно и косо шла к земле, лениво покачиваясь, очень долго, как будто тщательно выбирала себе цель. Бееру показалось, что окно залила волна огня, и он почувствовал на лице горячее дуновение. Его отбросило чуть не к самой двери.

Он встал и вернулся к окну.

Там, где еще минуту назад стоял дом с балконом, медленно оседала пыль. Виднелись темные очертания шторы из рифленого железа — она торчала над мостовой, заваленной кирпичами, — балюстрада балкона, причудливо и чудовищно изогнутая, поломанные балки и стропила. У перевернутой подводы осталось только два колеса, передок ее, закинутый в сад, протыкал небо сломанным дышлом. Один конь лежал среди деревьев с распоротым брюхом, он еще вскидывал голову и бил ногами; другой, путаясь в упряжи, метался, обезумев, высоко задрав морду, наконец выскочил на улицу и тяжелым галопом понесся в онемевший от ужаса город.

II

Вскоре улица заполнилась толпой навьюченных беженцев. Они выходили из домов, торопливо запирали их, и вливаясь боковыми притоками в русло главной улицы, устремлялись на северо-восток. Они тащили узлы и чемоданы, толкали впереди себя двухколесные тележки, груженные скарбом, тянули за руки детей, истерически кричали, ругались. Проходя мимо разрушенного дома, они с тупым изумлением смотрели на торчащую над их головами железную штору и стынущую за поваленным заборчиком тушу першерона.

Кароль устал колотить в дверь, теперь он припадал к ней ухом, не в силах поверить в тишину тюремного коридора. Издалека доносился приглушенный стук, но это тоже была тишина, а ему так хотелось сейчас услышать шаги надзирателя. Наконец он оторвался от двери, и Беер услышал за спиной стук его деревянных колодок. Кароль встревоженно сказал:

— Никого нет.

— Рано еще, — сказал Беер.

— Как это рано? Ты думаешь, что Юно… Ты что, дурак, Беер?

Беер ответил не обернувшись:

— Нет, не дурак, Кароль. Просто я считаю, что Юно тоже человек, как ты и я…

— Ты считаешь?

— Так мне кажется, — ответил Беер уже менее уверенно.

Вдруг он почувствовал всю тяжесть своей беспомощности: он сознавал, что не рассчитывает на благородство Юно, и вместе с тем обрекал себя на пассивное выжидание. Пограничный городок вряд ли располагал силами, кроме нескольких танков и двух уланских эскадронов, наверняка разгромленных во время налета. Это, видимо, знали все те, кто тянулся сейчас в беспорядочном шествии подле стен тюрьмы, поскольку шли они на восток, где должна была быть какая-то укрепленная линия обороны. Ничто не указывало на эвакуацию тюрьмы. Беер подумал было, что Юно растерялся и, как только придет в себя, велит открыть ворота, но тишина тюремных коридоров все ощутимее воспринималась как приговор.

— Кароль!

Кароль отпрянул от двери и подошел, Беер повернулся к нему лицом.

— Передай Испанцу и дальше… Все к окнам. «Хотим на фронт». Если Юно нас не выпускает, то люди выпустят, — указал он кивком на улицу.

— На фронт? — удивился Кароль. — Ты что, тронулся?

— Передавай! — резко ответил Беер.

Кароль присел возле нар и, упершись левой рукой в стену, правой быстро выстукивал приказание. Снаружи до слуха Беера доносилась слабая канонада — артиллерия работала в нескольких километрах к югу от города.

Окружают.

Эта мысль не оставляла его, то и дело возвращаясь, как назойливый рефрен. Вот, значит, почему они идут не прямо на восток… Сквозь вопящую толпу беженцев пробивался чей-то автомобиль. Шофер нетерпеливо давил на клаксон, но толпа расступалась неохотно: мужчины бранились, женщины завистливо и враждебно заглядывали внутрь. Когда автомобиль уже миновал окно Беера, послышался громкий крик:

— Господин начальник! Господин Юно!

Надзиратель подбежал к машине и на бегу постучал кулаком в стекло. Стекло опустилось, и надзиратель просунул голову внутрь. Беер прикусил губу, на минуту у него потемнело в глазах, так что он привалился к стене. Улица ускользнула из глаз. Но через мгновение Беер снова услышал клаксон. Он подошел к двери и, вслушиваясь, припал к ней щекой — он чувствовал, как железо охлаждает его горящее лицо. Потом вернулся к окну: четверо надзирателей перебегали мостовую, расталкивая навьюченных беженцев, один из них на бегу стаскивал китель.

Кароль уже кончил выстукивать и выжидающе смотрел на Беера. Нервно сглотнув слюну, он наконец произнес:

— Тихо?

Беер беспомощно улыбнулся:

— Хуже, нас оставили.

У Кароля вдруг опали руки, он, ссутулившись, сел на нары, потом подошел к окну и, глядя на проходящих внизу людей, тихо засмеялся: