Польско-литовская интервенция в России и русское общество

Своей опорой в русском обществе Сигизмунд III предполагал сделать группу бояр во главе с кн. Ф. И. Мстиславским, о которой ему было известно из писем С. Жолкевского, что она поддерживает кандидатуру Владислава. Именно Мстиславскому и людям его круга были адресованы аргументы, которые должны были убедить их не настаивать на немедленном приезде Владислава. О характере ряда конкретных доводов позволяет судить текст грамоты короля Ф. И. Мстиславскому, отправленной в Москву с А. Госевским[832]. Из нее видно, что бояр запугивали угрозой, исходившей от Лжедмитрия II. Он «бояр и дворян и всяких людей многих побил лютыми смертьми», а владения других «роздал худым людей, каков сам», «и бояр у себя устроил боярских холопей, а вас всех хочет побить». Мстиславского и людей его круга подталкивали к тому, чтобы они сосредоточили власть в своих руках, расправившись с теми, кто или сам хотел занять трон, или поддерживал связи с «вором», или вообще был заинтересован в продолжении Смуты; всех этих людей следовало по крайней мере выслать из Москвы.

Если бояре не станут настаивать на приезде Владислава и дадут королю «много времени», чтобы привести в порядок дела в России, тогда Сигизмунд III обещал удовлетворить их просьбы о пожалованиях и обсудить с ними вопрос о «правах и обычаях» в Русском государстве. В грамоте Мстиславскому король также обещал жалование, владения, «права и вольности». Обращает на себя внимание то, что эта тема поднималась при контактах с достаточно широким кругом представителей московской знати, которые, по расчетам короля и его советников, должны были сосредоточить в своих руках власть в России. Создается впечатление, что, убежденный в глубокой безнравственности русского общества, Сигизмунд III рассчитывал таким образом просто «купить» необходимую для осуществления его планов часть русской политической элиты.

В соответствии с избранной линией король предписывал Жолкевскому записать в договоре, что Владислав может приехать в Россию только после «успокоения» Русского государства и одобрения соответствующего соглашения сеймом[833].

Ф. Андронов с письмами от короля приехал к С. Жолкевскому за несколько дней до подписания договора[834]. Жолкевский, однако, не принял во внимание эти указания, так как отдавал себе отчет в том, что на предложенных условиях московские «чины» соглашения заключать не будут. К этому следует добавить, что войско, давно не получавшее жалования, грозило оставить службу, и гетман мог утратить один из главных инструментов воздействия на русскую сторону[835]. С такой оценкой ситуации вынужден был согласиться и сам королевский посланец. «А которые речи, — писал он Льву Сапеге, — и розумели, что было в договоре не так были потребны, еднак же пришло до змусу» (т. е. были принуждены согласиться). Далее Андронов разъяснял: «А гды было не учинить договоров по их воле, тогды было конечно пришло на то — доставать их саблею и огнем»[836].

Из этой объективной оценки делались, впрочем, совсем разные выводы. Если Жолкевский полагал, что договор не противоречит долгосрочным интересам Речи Посполитой, то Ф. Андронов советовал лишь для виду согласиться с этим соглашением, но готовиться к его пересмотру: «Лутче с ними тепере обойтиться по их штукам, а гды придут до рук, тогды и те их штуки мало что помогут».

Получив первые известия о заключении договора, Сигизмунд III сразу же сообщил Жолкевскому, что некоторые условия он принять не может: порядок в России не может быть обеспечен, если польские войска не будут находиться в пограничных крепостях и в самой Москве. Король также категорически отказывался снять осаду со Смоленска, пока не добьется «возвращения Короне того, что давно от этого народа отняли». Такая позиция короля обещала большие трудности на переговорах. Ведь сам августовский договор был заключен только потому, что С. Жолкевский дал согласие на сохранение территориальной целостности Русского государства в тех границах, в каких оно существовало до Смуты. Король снова призывал гетмана к осторожности: «Это, — высказывал он снова свое мнение о русских людях, — народ лицемерный и, когда он войдет в наибольшую близость с кем, больше всего думает о том, как его обмануть»[837].

Однако откликами на отдельные пункты соглашения дело ограничиться не могло. Ожидавшийся скорый приезд под Смоленск русских «великих послов» ставил короля и сенаторов перед необходимостью выработать план действий в новой ситуации, создавшейся после заключения августовского договора.