Польско-литовская интервенция в России и русское общество

Упоминание о людях, находившихся «под столицей» явно имеет в виду бывших сторонников Лжедмитрия II, некоторое время находившихся в военном лагере под стенами русской столицы. Круг этих людей, как установил уже С. Ф. Платонов, позволяет полнее очертить грамота Сигизмунда III от 21 сентября 1610 г., адресованная «боярам нашим и окольничим и дворянам и дьяком думным великого государства Московского»[964]. В этой грамоте король приказывал («приказуем вам») вернуть дворы в Москве и «животы», захваченные Шуйским, и назначить «четвертное жалованье по их окладу» группе людей, «которые приехали к нашему королевскому величеству и почали служити преж всех». Это — бывшие тушинские бояре Михаил Глеб. Салтыков, кн. Василий Мих. Масальский, Никита Дм. Вельяминов, окольничие Михаил Анд. Молчанов, кн. Федор Фед. Мещерский, Тимофей Вас. Грязной, кравчий Лев Плещеев, думные дьяки Иван Тарас. Грамотен, Федор Ив. Андронов, Иван Ив. Чичерин и дьяки Степан Соловецкий, Овдоким Витовтов, Федор Апраксин, Василий Юрьев. Стоит отметить, что в грамоте члены «воровской» думы — бояре и окольничие — названы с теми званиями, которые были ими получены у Лжедмитрия II.

Как установил Л. М. Сухотин[965], тогда же был составлен желательный список назначений в приказы[966]. Согласно этому проекту начальником Стрелецкого приказа должен был стать Иван Мих. Салтыков. Он, очевидно, должен был в соответствии с советами Ф. Андронова превратить московских стрельцов в военную силу, способную стать орудием осуществления королевских планов. В другом военном ведомстве — Пушкарском приказе — должен был сидеть тушинский окольничий кн. Юрий Дм. Хворостинин, по непонятным причинам не упомянутый в разобранной выше грамоте Сигизмунда III. В Ямском приказе должен был сидеть боярин Никита Дм. Вельяминов. В Монастырском — окольничий Михаил Андр. Молчанов. В Посольском приказе должен был сидеть Иван Тарас. Грамотен, в Поместном — Иван Ив. Чичерин, «у челобитных» Федор Ив. Андронов. Бывшие тушинские дьяки должны были сидеть и в четвертных приказах: в Новгородской четверти Степан Соловецкий, в Устюжской — Федор Апраксин. В Разряде должен был сидеть еще один тушинский дьяк — Василий Юрьев. Внимание составителей перечня привлек и Земский двор — учреждение, отвечавшее за поддержание порядка в столице, в нем должен был сидеть выборный дворянин из Тушина Иван Фед. Зубатый[967].

Таким образом, назначения в приказы должны были получить люди, ранее служившие Лжедмитрию II, которые затем пришли в начале 1610 г. под Смоленск, прежде всего те из них, кого король грамотой от 21 сентября 1610 г. открыто взял под свое покровительство.

Правда, в перечне назначений есть и люди, о связях которых с тушинским лагерем данных нет, но, вероятно, к сентябрю 1610 г. они вступили в контакт с очерченным выше кругом лиц. Так, вероятно, обстояло дело с думным дьяком Афанасием Ив. Власьевым, стоявшим во главе Посольского приказа при Борисе Годунове и Лжедмитрии I. Сосланный после смерти Лжедмитрия I в Уфу[968], он, вероятно, получил высокое назначение по протекции своего подчиненного, а затем сослуживца Ивана Грамотина. Его предполагалось сделать казначеем.

То же, по-видимому, следует сказать о гостях Иване Юрьеве и Кирилле Сазонове-Скробовицком, которые, согласно перечню, должны были сидеть на Казенном дворе. Что касается К. Скробовицкого, то последовавшее затем пожалование его в думные дьяки и передача ему поместья П. Ф. Басманова ясно говорят о его тесных связях с рвавшейся к власти группировкой[969]. В перечне также такие лица, как М. А. Молчанов или И. И. Чичерин, названы с теми чинами, которые они получили в Тушине.

Сведения, содержащиеся в этих двух документах, позволяют очертить основные контуры соглашения между Сигизмундом III и бывшими сторонниками Лжедмитрия II: король обещал сохранить за ними сословный статус, полученный в Тушине, и владения, наделить их выгодными должностями, а те, сосредоточив в своих руках главные нити управления страной, должны были способствовать переходу власти над этой страной в руки Сигизмунда III. Для короля обращение к нему бывших тушинцев было доказательством реальности его планов и, вероятно, укрепляло в нем убеждение в коррумпированности русской правящей элиты. При этом забывалось, что речь шла о группе людей, не пользовавшихся авторитетом в русском обществе, людей, чей социальный статус был сомнительным, что и заставляло их искать внешней опоры в лице польского монарха, Их поддержки было совершенно недостаточно для достижения тех целей, которые ставил перед собой Сигизмунд III, но король, по-видимому, этого не понимал.