Польско-литовская интервенция в России и русское общество

Приписываемый в отдельных списках то кн. Ивану Михайловичу Катыреву-Ростовскому, то кн. Семену Ивановичу Шаховскому (что более вероятно)[1485], этот памятник, несомненно, возник в кругу русской аристократии, пострадавшей от гонений при Иване IV. Неслучайно в начальной части этого произведения его политика подвергается резкой критике, а причины Смуты объясняются тем, что за совершенные царем деяния Бог «попусти на Российское государство короля польского»[1486].

На фоне остальной традиции о событиях Смуты памятник выделяется редкой сдержанностью высказываний. Рассказывая о событиях, связанных с деятельностью Лжедмитрия I и Лжедмитрия II, автор ограничивается указаниями на участие в событиях «литовских людей», не давая этому участию каких-либо оценок и не наделяя поляков какими-либо отрицательными эпитетами.

На протяжении большей части повествования не встречается указаний на наличие какого-либо религиозного противостояния между русскими и поляками. Показательно в связи с этим, как описаны в «Книге» переговоры, приведшие к избранию королевича Владислава на русский трон. Авторы подавляющей части памятников подчеркивали, что на переговорах русские люди требовали перехода королевича в православие и решились на его избрание, лишь когда польско-литовская сторона согласилась на это. Именно на выполнении этого требования в первую очередь настаивали русские послы, выехавшие под Смоленск для переговоров с Сигизмундом III.

В «Летописной книге» этот вопрос вообще обойден молчанием, а неудачу переговоров автор связывает с тем, что, когда послы потребовали от короля прекратить войну и отвести войска от Смоленска, Сигизмунд III «скоро разжегся яростию»[1487]. Лишь после этого на страницах «Книги» появились острые обличения изменников, которые, «проклятым богомерзким Римляном непрестанно московский народ облыгая», призывали короля к враждебным действиям[1488].

В ярких красках автор описывал жестокое разорение Москвы польско-литовским войском, но ими движет характерное для солдат стремление к захвату добычи; неслучайно рассказ заканчивается словами о том, как солдаты стали веселиться, поделив между собой награбленное. И в этих бедствиях он видел проявление жестоких реальностей войны. «Яко, — писал он, — нашествие иноплеменных без тяжкие казни и жестоково отомщения возможет проити»[1489].

Другая особенность «Летописной книги» — присутствие в ней целого ряда высоких оценок и полководческих способностей польских военачальников, и высоких достоинств польского войска[1490]. Так, командующий польским войском в лагере Лжедмитрия II кн. Роман Ружинский — «крепкыи разсмотрителный воевода»[1491], о другом военачальнике, Зборовском, также говорится, что он «о своим управлении попечение прилежно творяше»[1492].

Благодаря своему мужеству польское войско одержало победу под Волховом над войсками Василия Шуйского[1493]. Поляков не устрашают приглашенные Шуйским шведские войска и в сражении они берут над ними верх: «Немци же не возмогоша поднята острея меча их»[1494]. В сражении польско-литовского войска с русскими ратями под Александровой Слободой обе стороны выступают как заслуживающие уважения: «Поляцы же жестоким поражением наступаху, москвичи же от них мужески защищахуся… и тако бысть с обою страну ополчение равное через весь день»[1495].

Для этой тенденции памятника особенно показательным представляется рассказ о битве под Клушином. В большинстве памятников, рассказывающих об этом сражении, упорно повторяется утверждение, что поляки одержали победу благодаря измене служивших Василию Шуйскому немецких наемников. Автор «Летописной книги» об измене наемников не говорит ни слова, а с увлечением описывает победу польской конницы над немецкой пехотой: поляки «борением жестоким на полки нападают и спицы железные ломают, в них же Немцы спасения имеют надежу… Посем же секают и усты меча гонят»[1496].

Есть основания полагать, что отмеченные особенности памятника привлекли к себе внимание уже современного читателя. Сохранился текст так называемой «Рукописи Филарета», где в «Летописную книгу» был внесен целый ряд вставок, целью которых было приблизить изложение памятника к общепринятым к тому времени представлениям о событиях Смуты. Так, во вставке о тушинцах, пригласивших на трон королевича Владислава, они названы «безбожными», а о главном среди них — «начинателе тому богостудному делу» М. Г. Салтыкове — сказано, что «разседеся утробы его, яко второму Арию еретику»[1497].