Польско-литовская интервенция в России и русское общество

Известно, что в отличие от других крупных центров северо-запада России Смоленск в разгоравшихся конфликтах последовательно стоял на стороне царя Василия. Это постоянство в поведении смольнян было лишь отчасти следствием воздействия авторитета М. Б. Шеина, бессменно сидевшего на смоленском воеводстве в эти годы. Для такого поведения смольнян были гораздо более глубокие причины. Смоленская дворянская корпорация была весьма многочисленной, судя по смоленской десятне 1606 г. в ней насчитывалось свыше 1.200 человек[322]. В начале XVII в. положение смоленских помещиков не отличалось от положения ряда других уездных корпораций русских окраин. Они не имели никаких представителей в составе «государева двора» и принадлежали поэтому к менее полноправной, подчиненной части формирующегося дворянского сословия. Положение, однако, изменилось, когда смоленская рать сыграла едва ли не решающую роль в освобождении осенью 1606 г. столицы от войск Ивана Болотникова. О наметившихся переменах известное представление дает такой сравнительно недавно введенный в научный оборот памятник, как «Повесть о победах Московского государства», написанный в среде смоленских детей боярских, оставшихся на русской территории после подписания Деулинского перемирия 1618 г.

Рассказ «Повести» начинается с сообщения о снятии осады Москвы, после чего «государь царь смольнян много жаловал и их службу и раденье пред всеми похвалял»[323]. В дальнейшем тексте «Повести» можно обнаружить определенные указания на то, что дело не ограничилось выдачей жалованья и повышением земельных окладов[324], хотя уже и это могло расположить смольнян к спасенному ими царю. Рассказывая о походе Василия Шуйского на Тулу, автор «Повести» специально отметил, что царь «близ своих царских шатров повеле смоляном ставитися, видя их к себе многую службу и раденье, и многим дворянам града Смоленска повеле близ себя, государя, быти, и за сторожею смолян сам государь почи»[325].

Автор «Повести» не случайно обратил на это внимание. Поручение смольнянам охраны царя сопровождалось, очевидно, изменением их места на лестнице сословной иерархии, их включением в состав тех дворянских корпораций, представители которых имели доступ к занятию военных и административных должностей на всей территории государства. Неслучайно в боярском списке 1610–1611 гг. в составе высшего слоя двора — «московских дворян» — обнаруживаются такие представители смоленской верхушки, как Петр Иванович Чихачев, Андрей Михайлович Полтев, Андрей Иванович Дедевшин[326]. При Василии Шуйском смоленские помещики получили также возможность вместе с другими выборными дворянами получать жалованье из четверти[327].

Обосновать притязания смольнян на новое особо почетное положение должен был помещенный в тексте «Повести» вымышленный рассказ о том, как после взятия Смоленска в 1514 г. Василий III «изобра изо многих градов лутчих и честных людей дворян», чтобы «испоместить» их на Смоленщине. Поэтому, по словам автора, «той град Смоленск исперва перед всеми грады многою честию почтен бяше»[328]. Полученные новые права прочно привязывали смольнян к лагерю сторонников Шуйского.

Судя по сообщениям «Повести», отряды смольнян находились в Москве все время, пока ее осаждали войска Лжедмитрия II[329]. Другая часть смоленских детей боярских, как уже отмечалось, присоединилась к армии М. В. Скопина-Шуйского, добившейся отступления тушинских войск от Москвы. За это и те, и другие получили от царя Василия новые пожалования.

Правда, после всего этого детей боярских в Смоленске осталось сравнительно немного, и главной силой, от которой зависела судьба крепости, стал смоленский посад. Однако и у смоленских горожан были веские причины для того, чтобы держать сторону Шуйского. Важные сведения на этот счет содержатся в записи допроса смоленского воеводы М. Б. Шеина после взятия Смоленска поляками в 1611 г. На вопрос о том, почему в воеводской казне оказалось так мало денег, Шеин пояснял, что «с посаду, с дворов, с лавок никакого доходу не было», так как еще при его предшественнике «подарил это Шуйский смольнянам»[330]. Смоленские горожане, конечно, также дорожили этими пожалованиями. В таких условиях попытки польской власти добиться добровольной сдачи Смоленска не могли увенчаться успехом.