Польско-литовская интервенция в России и русское общество

Принятая королем линия — отказаться от соглашения и, наоборот, добиваться устранения Шуйского из политической жизни — установилась, по-видимому, также и под влиянием сообщений русских тушинцев о существовании в Москве большого количества тайных сторонников польского кандидата. Судя по записи в дневнике похода, глава посольства М. Г. Салтыков уже на приеме у короля заявил, что его посольство представляет интересы русских людей «как под столицей, так и тех, кто в столице», которые поручили послам выступать на переговорах от их имени[518]. Поднятая здесь тема получила продолжение во время переговоров с сенаторами 1 февраля (н. ст.) 1610 г. На этой встрече приводились конкретные сведения о непрочности положения Шуйского, против которого постоянно устраивают заговоры. Послы ссылались на то, что во время переговоров «с теми, кто в столице», была достигнута договоренность низложить и Лжедмитрия II, и Шуйского, и искать государя «королевского племени». Они просили, чтобы король скорее шел с войском к Москве, тогда тайные приверженцы королевича выступят против царя Василия[519]. Заверения послов находили подтверждения в сообщениях, приходивших из-под Москвы от польских тушинцев. Так, кн. Р. Ружинский 27 февраля (н. ст.) писал Сигизмунду III, что, по сообщениям лазутчиков, в Москве много людей, расположенных к королю, которые «Господа Бога просят, чтобы только как можно скорее король его милость изволил к нам наступать»[520].

Именно воздействием на Сигизмунда III подобных сообщений следует объяснять то, почему король согласился одобрить большую часть условий представленного бывшими сторонниками Лжедмитрия II проекта договора[521]. Поступил он так не потому, что считался с бывшими тушинцами как с серьезной политической силой. Выработанное соглашение, по расчетам Сигизмунда III, должно было привлечь на его сторону приверженцев царя Василия.

Восприятие королем и его окружением сложившейся ситуации получило свое отражение в тексте послания, разосланного сенаторам в марте 1610 г.[522] Информируя их о предварительном, нуждающемся в согласии сейма соглашении с русскими тушинцами, король выражал надежду, что благодаря этому соглашению и «другая Москва… на правление сына нашего согласится». В Москве, сообщал он сенаторам, постоянные волнения, между людьми нет согласия, «и там много таких, которые, хоть и в тайне, склоняются к нам и к сыну нашему». Сложилась благоприятная ситуация не только для расширения границ Речи Посполитой, «но и для овладения всей этой монархией Московской».

Для польской политики открывались как будто и другие возможности. В уже упоминавшемся письме от 27 февраля (н. ст.) гетман Р. Ружинский сообщал о конфликте между царем и кн. М. В. Скопиным-Шуйским. Гетман советовал послать полководцу какое-нибудь «писание», чтобы привлечь его на сторону короля[523].

Сигизмунд III и его окружение зимой-весной 1610 г. пытались использовать эти возможности. План действий обсуждался на совещаниях у одного из главных советников короля, коронного подканцлера Ф. Крыйского, с участием русских послов из Тушина, которые, несмотря на официальный «отпуск», продолжали оставаться в королевском лагере. На совещаниях, состоявшихся 26–27 февраля (н. ст.), было принято решение направить в Тушино одного из людей, пользовавшихся особым доверием короля, брацлавского воеводу Я. Потоцкого, с крупным военным отрядом. Вместе с ним должны были направиться в Тушино русские послы[524]. Приход брацлавского воеводы с новым войском под Москву и присоединение к нему польско-литовских войск, стоявших в Тушине, должны были стать сигналом к активизации деятельности тайных сторонников польского кандидата в Москве, а вернувшиеся с Я. Потоцким послы должны были содействовать их соглашению с польскими властями. О принятых решениях были поставлены в известность и польско-литовское войско, и «патриарх» Филарет как глава всех находившихся в Тушине русских людей.