Польско-литовская интервенция в России и русское общество

Прокопий Ляпунов и местная верхушка, которую он представлял, были заинтересованы в том, чтобы быть полными хозяевами в Рязанском крае. Однако на это правительство царя Василия не хотело идти. В октябре 1607 г. воеводой на Рязани был московский дворянин Юрий Григорьевич Пильемов из боярского рода Сабуровых[635]. В мае 1608 г. воеводой в Рязани был кн. Иван Андреевич Хованский. Хотя он не имел думного чина, в грамоте, адресованной в Рязань, он поставлен на первое место, а воевода Прокопий Петрович Ляпунов — на второе[636]. После прихода под Москву войск Лжедмитрия II удержание Рязанской земли под властью царя Василия приобрело особое значение, так как в течение длительного времени это была единственная территория, откуда в Москву поступал хлеб[637]. В грамотах августа 1608 — сентября 1609 г.[638] на Рязани упоминается лишь один воевода — Прокопий Ляпунов. В одной из грамот снова обнаруживаются пространные похвалы по его адресу со стороны царя[639]. Однако, когда опасность столице уменьшилась, в декабре 1609 г. первым воеводой в Рязани стал боярин кн. Федор Тимофеевич Долгорукий, снова оттеснивший П. Ляпунова на второе место. Грамота, в которой упоминается этот новый воевода, содержит уже не похвалы, а выговор: воеводам предписано было выслать 500 или 600 человек дворян и детей боярских, а они прислали «всего полтораста человек, и те обычные»[640]. Кн. Ф. Т. Долгорукий оставался первым воеводой в Рязани еще в мае 1610 г.[641] По сообщению «Нового летописца», после смерти кн. М. В. Скопина-Шуйского П. Ляпунов открыто выступил против царя Василия, обвиняя его в смерти полководца, «и от Москвы отложися и не нача царя Василья слушати»[642]. Это свидетельство, достоверность которого подкрепляется краткой записью в дневнике похода Сигизмунда III, приведенной выше, может быть подкреплено еще одним конкретным наблюдением над текстом «Нового летописца». В рассказе этого источника о событиях в Коломне летом 1610 г. как второй воевода в этом городе фигурирует кн. Ф. Т. Долгорукий[643]. Очевидно, после разрыва между Москвой и рязанской дворянской корпорацией присланный Шуйским воевода должен был покинуть Рязань.

Как отмечено в «Новом летописце», после смерти М. В. Скопина-Шуйского П. Ляпунов начал переговоры о низложении царя Василия с боярином кн. Василием Васильевичем Голицыным[644]. Это сообщение, которое, как увидим, находит серьезное подтверждение в современных событиям донесениях С. Жолкевского, говорит о начале складывания направленного против царя Василия соглашения между враждебными ему боярскими кланами и недовольными его политикой кругами провинциального дворянства.

Положение усугублялось переменами в позиции смоленских детей боярских после битвы под Клушином, о которых говорилось выше. Некоторые особенности положения, сложившегося в Москве после Клушинской битвы, делали эти перемены особенно опасными для царя Василия. В донесении о битве под Клушином С. Жолкевский сообщал Сигизмунду III, что дети боярские, участвовавшие в сражении, разошлись по своим «городам».

По сообщению «Нового летописца», царь пытался собрать их для защиты Москвы, «они же не поидоша»[645]. Однако можно отметить одно важное исключение. Бежавший из русского плена шляхтич сообщил гетману Жолкевскому, что служилые люди действительно разошлись по своим уездам, кроме «стрельцов смольнян», возвратившихся в Москву[646]. Смольняне вернулись в Москву, потому что им больше некуда было ехать. Теперь из них состояла значительная часть войска, находившегося в Москве. От их позиции зависела теперь в очень сильной степени судьба царя Василия, а смена настроений в их среде после битвы под Клушином не обещала ему ничего хорошего.

Первые шаги к тому, чтобы побудить русских людей в Москве к выступлению против Василия Шуйского, были предприняты гетманом Жолкевским сразу после капитуляции корпуса Валуева-Елецкого под Царевым Займищем. Как сообщалось в письме И. М. Салтыкова Сигизмунду III, один из предводителей сдавшихся смольнян, Лаврентий Андреевич Корсаков, послал в Москву своего сына «к смольнянам, которые ушли с князем Дмитрием Шуйским», чтобы «они вам, господарям, служили»[647]. Сын Л. А. Корсакова — молодой, не обладавший каким-либо авторитетом человек, был лишь одним из членов посланной в Москву делегации, а во главе ее был поставлен один из представителей верхушки смоленского дворянства — Федор Шушерин[648]. С ними в Москву были отправлены тексты соглашения, заключенного гетманом с воеводами под Царевым Займищем, и письма, адресованные «самому Шуйскому и боярам и миру», скрепленные подписями как бывших тушинцев во главе с И. М. Салтыковым, так и ратных людей, находившихся в остроге под Царевым Займищем[649].