Польско-литовская интервенция в России и русское общество

По сведениям, которыми располагал Жолкевский, обеспокоенные активностью низложенного правителя бояре приняли решение принудительно постричь его в монахи[706]. Однако русские источники дают иную характеристику событий. Особенно показательно то, что составители разрядных записей, старательно подчеркивавшие законный характер и собрания у Арбатских ворот, и принятых там решений, и последовавшей затем процедуры низложения царя Василия, давали совсем иную характеристику последовавшим событиям. Пострижение царя Василия, по их утверждениям, произошло «самовольством», «без патриаршего ведома и боярского приговора»[707]. В качестве организаторов насильственного пострижения выступили дети боярские, инициаторы первых выступлений против Шуйского[708], среди них называют уже знакомых Захария Ляпунова и Федора Хомутова[709]. Естественно, что эти люди стремились не допустить возвращения царя на трон. Вместе с ними действовал ряд других детей боярских — один из князей Оболенских Василий Тюфякин, кн. Федор Иванович Волконский, выборный дворянин из Алексина, дорогобужанин Гаврило Григорьевич Пушкин[710]. Биографические данные об этих лицах подтверждают сообщения грамот, что царем были недовольны дети боярские «украинных городов». По оценке составителей разрядных записей, в выступлении участвовали «немногие дворяне» (дети боярские, входившие в состав государева двора), основную же массу участников составляли «дети боярские городовые и всякие московские земские люди»[711].

Сообщение об активном участии московского посада в выступлении против Василия Шуйского подтверждается и польскими источниками. В своем донесении Сигизмунду III от 23 июля/2 августа 1610 г. С. Жолкевский сообщал, что Дмитрий и Иван Шуйские также оказались «в опасности от мира» и обратились к гетману с просьбой о защите[712].

Согласно наиболее подробному сообщению «Нового летописца», толпа дворян и горожан, недовольных Шуйским, ворвалась к нему на двор и потребовала, чтобы он постригся в монахи. Когда Шуйский отказался, обряд пострижения был совершен насильно, а иноческие обеты произносил за него кн. Василий Тюфякин. После этого монаха поневоле отвезли в Чудов монастырь. Все это вызвало резкое недовольство патриарха. Он «царя… Василья нарицаше мирским имянем, царем, а тово князь Василья проклинаше и называніе его иноком»[713], но этот протест ничего уже изменить не мог. С планами возвращения Василия Шуйского к власти было покончено, и русский трон окончательно стал вакантным.

В приписке к письму Сигизмунду III от 28 июля, сделанной 30 числа, сразу по получении первых известий о низложении Шуйского, гетман Жолкевский оценивал положение как исключительно благоприятное для польского кандидата. По его словам, после низложения царя Василия «бояре и все простые люди принесли присягу никому не подчиняться, кроме королевича его милости»[714]. Скоро, однако, гетману пришлось убедиться, что дело обстоит далеко не так благоприятно, как он первоначально думал, и что ему придется вести весьма напряженную и сложную борьбу, чтобы добиться согласия русских «чинов», собравшихся в Москве, избрать королевича Владислава своим государем.

Избрание Владислава

Со времени низложения Василия Шуйского до подписания соглашения об избрании Владислава прошло около двух недель. О том, что происходило в Москве в течение этих двух недель, русские источники (даже такой наиболее подробно описывающий события и хорошо информированный автор, как составитель «Нового летописца») почти ничего не сообщают. Ход событий в лагере Лжедмитрия II позволяет отчасти восстановить так называемый «Дневник Яна Петра Сапеги», но в нем почти ничего не говорится о том, что происходило в это время в Москве. Хорошо известно описание событий, происходивших в течение этого временного промежутка, которое дал гетман С. Жолкевский в своих «Записках». «Записки» написаны хотя и довольно скоро после событий, но все же тогда, когда их конечный исход уже вполне определился. Однако кроме «Записок» в распоряжении исследователей имеется два источника, современных событиям, — письма Жолкевского королю, освещающие наиболее важные моменты переговоров, и письма одного из офицеров его армии, Яна Гридича, информировавшего о происходящем своего патрона — литовского канцлера Льва Сапегу. Сопоставляя между собой данные этих трех источников, можно попытаться предложить реконструкцию событий.