Польско-литовская интервенция в России и русское общество

Когда послы уехали, на следующий день утром к Жолкевскому прибыл новый гонец с письмом от кн. Ф. И. Мстиславского. Содержание этого письма неизвестно, так как гетман сообщил королю лишь о своей реакции: ничего не отвечая, он отправил гонца обратно — письмо за письмом, а делу конца не будет[731]. Таким образом, если русские власти в Москве добивались выступления Жолкевского против «вора», стремясь отложить рассмотрение других вопросов, то гетман, напротив, обещал помощь против «вора» только после заключения соглашения и настаивал на скорейшем начале переговоров. В результате русская сторона пошла на уступки. В тот же день кн. Ф. И. Мстиславский прислал сына боярского Богдана Глебова, чтобы договориться о времени и месте встречи. Подробное изложение речи, произнесенной Б. Глебовым, сохранилось в письме Яна Гридича Льву Сапеге от 13 августа[732]. Глебов говорил о «гневе Божьем», постигшем за грехи Русское государство, о том, что, видя этот гнев, все люди «били челом господарю своему бывшему, чтобы он государство оставил, что он и учинил с великой своей и всех людей скорбью». При этих словах сын боярский заплакал. Главное значение имело не это заявление, которое должно было затушевать факт насильственного низложения правителя, а последующая часть речи, в которой говорилось, что все просят Бога, чтобы он дал им такого государя, как те «природные» государи, которые правили Россией много столетий. Далее Б. Глебов прямо сказал, что русские люди готовы обсуждать вопрос об избрании на трон королевича Владислава, «чтобы и вам и нам добро было». Однако он сразу же подчеркнул, что необходимым условием соглашения должна стать неприкосновенность православной веры.

Размышляя над итогами разговоров с представителем Боярской думы, С. Жолкевский пришел к заключению, что русских людей беспокоит только судьба их веры. Страх за судьбу веры вызывает у них патриарх — сторонник Голицына. Поэтому главную задачу переговоров гетман видел в том, чтобы успокоить русских людей на этот счет. Когда была достигнута договоренность о встрече утром 5 августа (н. ст.) на дороге у Новодевичьего монастыря, Жолкевский отправил на эту встречу своего племянника, ротмистра Александра Балабана из знатного православного шляхетского рода, откуда вышли два львовских епископа[733]. Он должен был рассеять сомнения русских людей относительно судьбы православия под властью польского королевича. Вместе с Балабаном на переговоры был послан подстолий львовский Станислав Домарадский[734]. Кроме того, в состав делегации входили представители русских служилых людей — И. Н. Салтыков, представлявший интересы бывших тушинцев, заключивших февральский договор с Сигизмундом III, и Г. Л. Валуев, представлявший бывших сторонников Шуйского, капитулировавших под Царевым Займищем[735]. На встречу с ними из Москвы были высланы стольник кн. Иван Федорович Троекуров, дьяк Андрей Иванов, в 1605–1606 гг. участвовавший в переговорах с польскими послами[736], дети боярские Федор Колычев и Иван Глебов[737]. Ранг представителей обеих сторон говорит о том, что встреча явно носила предварительный характер и должна была подготовить почву для будущих переговоров членов Боярской думы с гетманом.

О встрече сохранилось два свидетельства, существенно по-разному освещающих то, что на ней произошло. Одно — это приписка С. Жолкевского к уже упоминавшемуся письму от 5 августа, сделанная уже после того, как встреча состоялась. По его словам, на встрече А. Балабану удалось развеять опасения русских людей относительно судьбы их веры. Жолкевский выразил намерение послать его к патриарху, чтобы успокоить Гермогена[738].