Полуденные песни тритонов[книга меморуингов]

Про зоопарк надо вообще даже не рассказывать, а КАК БЫ показывать, то есть, травить истории, добавив лишь несколько пояснений.

К примеру, зоопарк в городе Сврдл находится в самом центре города.

Он появился в тридцатых — если я правильно помню — годах, только вот за последние лет пять его перестроили, сейчас он красно–кирпичный, как пригородные безвкусные коттеджи, а самое главное:

ВОЗЛЕ НЕГО НИЧЕМ НЕ ПАХНЕТ!

Что уже абсолютно неправильно, потому что возле зоопарка просто обязано пахнуть — зверьем, клетками, дикостью, запущенностью, в общем, чем угодно, только не городом.

Там раньше так и пахло, напротив же забора, за которым располагались вольеры, были бараки. Сейчас вместо бараков — чуть ли не самые дорогие многоэтажные дома в городе, бутики и подземная автостоянка. Потому и не пахнет.

А РАНЬШЕ ПАХЛО,

и когда я шел к четырем на дежурство, то машин на улице уже не было. Лишь из печных труб бараков в стылое зимнее небо густо валил дым.

NB: в зоопарке я проработал почти девять месяцев. С февраля до половины сентября 1986 года. У меня было два напарника — плейбоистый Юрашка и занудный Санёк. С Юрашкой вечно происходили всякие казусы, а когда он с приятелями напоил обезьян дешевым портвейном из чайника, то его просто выгнали. Санёк же с философическим упорством продолжал ухаживать ночами за животными и после моего увольнения, но это и понятно: он действительно был студентом–старшекурсником философского факультета.

ЭТО ВСЕ ПОЯСНЕНИЯ.

На самом же деле те девять месяцев в зоопарке обогатили мою жизнь примерно так же, как все предыдущие тридцать два года.

Хотя бы потому, что я очень быстро обнаружил одну странную вещь — звери прекрасно понимают, что настоящая жизнь для них начинается ночью, когда власть человека заканчивается. А та парочка двуногих типов, что временами заходит в павильон и то включает, то выключает свет, стоит немногого — при желании можно попытаться даже ее сожрать.

Я не преувеличиваю и не пребываю в состоянии бреда. Как–то уже ночью — та зима была холодной и снежной, и даже в конце февраля морозы достигали минус двадцати, а то и больше, так что приходилось постоянно топить печь в сторожке и проверять температуру в т. н. «Павильоне теплолюбивых животных» — мы с Саньком медленно фланировали мимо клеток с хищниками из семейства кошачьих. Всякие там тигры, леопарды и пантера. Черная. С покарябанной мордой. И такими терпкими, желтыми глазами. Мы о чем–то говорили — то ли о философической ерунде, то ли о ерунде литературной. Или же просто обсуждали, чем бы нам сейчас перекусить. И вдруг оба встали. Застыли. Остановились как вкопанные — есть такая идиома. По спинам полз самый натуральный холодок. Струились мириады мурашек. Меня бросило в пот, ноги были ватными. Я не мог сделать ни шагу. Санёк — тоже. Потом мы оба, враз, как по команде обернулись.

Пантера лежала на спине, высунув лапу наружу, и выбивала замок. Он был не закрыт: то ли уборщица плохо проверила перед уходом, то ли что еще, но пантера пыталась открыть замок, выбраться наружу, а что будет дальше — и так ясно. Ей надо сделать всего один прыжок, вначале можно ударить в спину меня, потом — Санька. А можно и наоборот. Все можно, только через мгновение.

Санёк оказался быстрее зверя.

Он перемахнул через двойной барьер и резко вколотил замок на место. Пантера бесновалась в клетке — видимо, ей очень хотелось нам отомстить. Не сожрать даже — мяса ей давали навалом, нет, именно что отомстить, за все те дневные унижения, когда толпящиеся перед решеткой толпы кричали: Багира, Багира, а она затравленно лежала в углу и щурила глаза.

В ту ночь я понял, что зоопарк — далеко не самое безопасное место на свете.

А еще через пару недель убедился в этом вновь.

Это было в такой смешной день, как 8‑е марта. У меня как раз было дежурство, я только что на него заступил. Зоопарк закрывался в пять, а где–то в половину пятого раздался вопль.

Человеческий.

Я как раз собирался выйти на улицу покурить, а заодно и сделать первый обход.

Но покурить мне не удалось, пришлось вызывать «скорую».

Какой–то придурок засунул указательный палец в волчью клетку. Там была натянута очень крепкая и мелкая двойная стальная сетка. И висела надпись:

ПАЛЬЦЫ В КЛЕТКУ НЕ СОВАТЬ! ВОЛКИ КУСАЮТСЯ!

Вообще–то доходчивей не скажешь, но это был день 8‑е марта и тому типу пришло в голову показать своей подружке, какой он храбрый.

Большой тундровый волк просто отмахнул палец, челюсти лязгнули — и все.