Полуденный бес

– Командир, – сказал Сорняков десантнику, протягивая бутылку водки, – глотни для храбрости. Верней, для дурости. Ты понимаешь, на что тебя толкает эта демсволочь? И почему он такой веселый и спокойный? Потому что всё заранее знает. Скорее всего, они сами эту провокацию затеяли. Но он-то это знает, а танкисты-то не знают. Будут вас соскребать с асфальта, как г… с лопаты.

– Понимаю, – мрачно согласился десантник, отхлебывая из горлышка. – Но все равно мы пойдем. Лучше эти, чем Янаев. А с этими мы потом разберемся.

Сорняков ушел, пошатываясь. Десантник тоже исчез. Варя, Джон и Крекшин и напряженно молчали.

– Пошли к Белому дому! – вдруг приказал Джон.

Нехорошая девочка

Молодые люди свернули в Брюсов переулок, вышли на Никитскую у церкви Малого Вознесения, миновали Никитские ворота, Центральный дом литераторов и пересекли пустое Садовое кольцо. По Конюшковской улице они шли к Дому Советов.

Высокая девочка в майке-топик и коротких шортах мчалась навстречу на роликовых коньках. Ее голова с короткой стрижкой, местами выкрашенная в красный кислотный цвет, была стиснута наушниками. Запрокинув голову и закрыв глаза, она летела на роликах, имитировала руками танцевальные движения и напевала что-то. Она неслась под уклон с такой скоростью, что Джону стало за нее страшно. На ее пути стоял фонарный столб, и она неминуемо должна была врезаться в него. Варя и Крекшин тоже заметили это, но инстинктивно отошли, уступая дорогу безумной гонщице. Джон остался на месте. Он расставил ноги и раскинул руки, готовясь принять удар.

Бэм-ц! Девочка была не из легких! Ее высокий лоб, тронутый точечками розовых прыщиков, пришелся как раз на нос Джона. И тогда Половинкин впервые понял смысл выражения «искры брызнули из глаз». В носу стало горячо, но боли он не почувствовал. Только мир из цветного вдруг стал черно-белым. От сильного удара наушники слетели с головы девочки и смешно повисли на ухе Половинкина, соединив его с гонщицей цветными проводами.

Звезды по имени Солнце!

– хрипели наушники.

И мы знаем, что так было всегда,
Что судьбою больше любим,
Кто живет по законам другим
И кому умирать молодым!

Гонщица опомнилась первой. Она озадаченно потерла ушибленный лоб, неторопливо сняла с уха Половинкина наушники и повесила их себе на шею. Потом сделала круг, объехав своего спасителя и изучая его удивленным взглядом. Мир в глазах Джона стал цветным. Он заметил, что у девочки темно-коричневые глаза, большие и блестящие, как у героинь японских мультфильмов. И хотя короткая прическа с кислотными пятнами ей совсем не шла, но эти глаза, высокий лоб, бледная кожа и приятное круглое лицо с припухшими губами делали ее внешность притягательной. Впечатление портил слишком большой рот со слегка отвисшей нижней губой, придававшей лицу вызывающе-презрительное выражение. Над губой открывался ряд неровных зубов со скопившейся на них серебристой слюнкой. Лицо ее непрестанно меняло выражение. Из озадаченно-сердитого оно стало насмешливым.

Оттолкнувшись от Джона, словно от фонарного столба, она сделала вокруг него еще один круг и вдруг больно хлопнула юношу по плечу.

– Слышь, ботаник, – нахально спросила она, – ты зачем у меня на дороге стоял? Тебе улицы мало?

Джон глупо улыбался. Больше всего он боялся, что из носа потечет кровь. Так и случилось, но к тому времени девчонка уже отъехала к Варе и Крекшину.

– Он полный тормоз или только прикидывается? – спросила она.

– Ах ты, свинья на лыжах! – взорвалась Варвара. – Да если бы не он, твои мозги висели бы на этом столбе! Если они у тебя вообще имеются!

– Ты это серьезно? – удивилась девочка. Она опять подъехала к Джону и внимательно осмотрела сначала его, потом фонарный столб. На всякий случай даже потрогала обоих. – Ни фига себе сходила за хлебушком! – Она опять хлопнула Джона по плечу. – Спасибо, друг, товарищ и брат! Ой, да у тебя кровь! Погнали к Белому дому! Там тебе окажут первую помощь. Давай скажем, что ты с ментами подрался.

– Кати отсюда! – грубо вмешалась Варя, расстегивая сумочку и доставая вату. – Поезжай домой и оденься. Похоже, ты забыла сделать это утром.

Девочка сердито засопела, подтягивая шортики.

– Слушай, как ты меня назвала?

– Свиньей на лыжах.

– А ты корова рыжая – жиртрест!

– Что?!

Испугавшись, девочка задом, зигзагом отъехала от Вари и спиной уперлась в Крекшина.

– Мадемуазель, – вежливо спросил Крекшин. – Вам улицы мало?

– Профурсетка! – фыркала Варя, промокая ноздри Джона ватой. Кроме обиды в ее голосе промелькнула ревнивая нотка. Она не могла не заметить, как Крекшин взял девочку за плечи и не спешил отпускать. Странно, но такой же укол ревности испытал Джон. Это как бы объединило его с Рожицыной.

– Само пройдет, – сказал он.

– Какое само! – воскликнула Варя. – Запрокинь голову. Заражения бы не было. Мало ли где эта крашеная шлялась…

Глаза девочки сузились, как у кошки.

– Между прочим, – важно сказала она, – не шлялась, а помогала защитникам Белого дома.