Полудница

– Люди-то и без раствора друг дружку не видят, они лишь себя чужими глазами рассмотреть пытаются, – и тяжело вздохнула.

Не скажу, что ее слова меня убедили, но выбора не было, мне все равно кроме Бабки-Еврейки никто не верил. Я взял склянки и отправился домой. Тётя уже легла спать, а у меня болела голова. В поисках таблеток я нашел снотворное, ещё оставленное мой матерью, она любила его принимать, когда надо и когда не надо. Одну таблетку я выпил, подождал немного, эффекта вроде бы не наступило, я прилёг и сразу же вырубился.

 Открыл глаза от ощущения, что кто-то на меня пристально смотрит, эта была мерзкая девочка Оленька, которая стояла перед моей кроватью и, не моргая, смотрела на меня, при этом гадко улыбаясь ртом, по краям которого торчали остатки шпагата, и это делало её похожей на отвратительное насекомое.

– Проснулся, жених неверный? Она ведь всех уничтожит, кто позарится на то, что принадлежит ей.

 Затем она посмотрела на фото тети, что висело на стене, и добавила:

– Красивая, жаль, что ты её убьешь.

Я хотел встать и выругался на неё, но моё тело ещё спало, и рот не слушался. Все, что я мог – это смотреть и слушать. Мою гостью видимо позабавило моя беспомощность и это доставило удовольствие. Она приблизила свое лицо и зашептала:

– Она знает, кто тебе помогает, и знает, что тебя сделали невидимым для нее, но чтобы ты не потерялся, я тебя пригвоздю, и теперь видно тебя или нет, всё одно ты будешь её.

Оленька достала огромный ржавый гвоздь из детской сумочки, наставила его в аккурат к центру груди. Я попытался закричать, но выходило только мычание, она засмеялась и вонзила одним ударом головы гвоздь в мою грудь по самую шляпку. От страшной боли я вскочил с постели, я бил себя, куда придется, чтобы заглушить ее другой болью. Наконец, она стихла, ощущалась лишь горячая пульсация в центре груди, где торчала шляпка гвоздя. От приступа тошноты и головокружения на какое-то время я лишился чувств, когда же пришел в себя, появилось навязчивое желание куда-то идти. Покинув дом, я побрел по улице, шел без какой либо цели, просто рассматривая дома, деревья и людей, пытаясь уловить мельчайшие детали всего, что меня окружало, словно вижу все это в последний раз. Не было желания ни думать, ни с кем-то делиться. Когда же я вернулся после длительной прогулки, от которой гудели ноги, то услышал смех Марины, она с тетей сидела на кухне. На столе стояла почти пустая бутылка красного вина, и настроение у обеих девушек было явно приподнятое.

– Ну, вот и он! – сказала тетя, указывая на меня.

 Марина повернулась, окинула меня озорным взглядом.

– Точно, он – подтвердила она и засмеялась.

Прежде я ее веселой такой не видел, но улыбка и смех ей были к лицу, как-то стало вдруг все легко. Я сел за стол, а тетя рассказывала о нашей поездке на море, когда я окончил шестой класс, и как я пугал отдыхающих на пляже, нацепив на себя целю гору водорослей. Атмосфера была беззаботная и непринужденная.

– Ой, Герда, кажется, я наклюкалась, – сказала Марина.

– Так оставайся у нас, иди, приляг на кровать.

– Мне кажется, я одна не дойду.

Тетя велела мне проводить Марину в спальню. Я помог ей встать со стула и повел под руку в комнату. Когда мы вошли в спальню, Марина резко захлопнула за собой дверь и, повернувшись ко мне лицом, сняла с себя рубашку, под которой ничего не было. Прищурив глаза, она плотно прижалась ко мне. Я почувствовал жар его тела, и, проводя рукой в области моего паха, Марина сказала:

– Покажи мне, чем ты так напугал Валю.

 И, не дожидаясь ответа, начала расстёгивать ремень. Все мое тело безумно хотело эту девушку, ее груди, ее губы. И её юбка уже как будто сама спустилась по стройным ногам на пол, осталось только взять давно желаемое. Но увиденное за ее спиной, включило то, что не должно работать в такие моменты, – мозг. А за ее спиной, ковыряясь в носу, стояла Оленька. Мозг очень реалистично нарисовал картину Марины с отрубленной головой в море крови. И я, легонько отталкивая подругу, сказал:

– Марина, ты много выпила, потом жалеть будешь.

– Возможно, я и выпила достаточно много, но я полностью отдаю себе отчёт в том, что делаю. Давай, возьми меня!

Она начала меня страстно целовать, подводя к кровати. Оленька за спиной показала знак отсеченной головы.

– Я не хочу!

Я оттолкнул Марину так, что она чуть не упала. Выражение ее лица изменилось, скулы напряглись, глаза заблестели от слез, она начала подбирать с пола одежду, я попытался ей помочь, но она оттолкнула меня, быстро натягивала на себя рубашку и юбку.

– Ты не так поняла, – попытался я сгладить ситуацию.

– Да все я поняла, дебил! – она хлопнула дверью и ушла.