Полудница

Я внутренне весь сжался и молчал, плотно сжав губы, как велела мне Бабка-Еврейка, а Полудница все ходила где-то рядом, а иногда, как мне казалось, проходила даже сквозь меня. Она злилась, угрожала, сыпала проклятиями, но ничего не могла сделать. Я не заметил, как вернулось зрение, но на небе сияли звёзды, а прямо над головой висела огромная полная луна. Полудница сидела спиной ко мне и что-то бормотала, глядя в землю и раскачиваясь из стороны в сторону. Я осторожно подошёл сзади и быстрым движением надел на ее голову гнездо с мертвыми птенцами. Она повернулась верхней частью тела, и я ужаснулся. Передо мной было чудовище, лицо которого было похоже на корневище дерева, на месте глаз зияли две черные дыры, а вместо рта – огромный гнойник. Тело монстра было сплошь из костей, сплетенных кишками, между ними ползали черви, пауки и многоножки, все это шевелилось, чавкало, хлюпало, издавая невыносимую вонь.

– Пошли домой, мой муж,–  прошипела Полудница, протягивая ко мне обессиленные костлявые руки с длинными черными пальцами и когтями словно штопоры.

От отвращения я со всей силы пнул ее и закричал:

– У меня есть дом, уродина мерзкая!

Её шакалиный смех пронзил пространство и отразился эхом.

– У тебя уже нет дома и никогда не будет!  Вечно будешь ты бродить по земле, пока смерть тебя не подберёт, да и после не узнаешь ты покоя, – и она снова, сотрясаясь всем телом, загоготала.

Резкая боль в груди ударила с такой силой, что я потерял сознание. Очнулся от того, что кто-то травинкой щекотал мне нос. Я разлепил веки. В лучах солнца на корточках сидела, улыбаясь, Оленька, у нее были белоснежные зубы и никаких намеков на шпагат и червей. Увидев, что я открыл глаза, она засмеялась и побежала в сторону дома. Было чувство, что тело надето на меня подобно скафандру, плюс ужасно чесался живот. Превозмогая эти ощущения, я поднялся и направился за девочкой. На улице не было ни души, ярко светило солнце, не давая никакого шанса тени. Войдя в дом, я увидел, как тетя готовит на кухне, она воскликнула:

– Ты где была? Я тебя повсюду искала. Что как маленькая, не могла сказать, куда пошла? – и больше не обращая на меня внимания, продолжила чистить картошку.

Я хмыкнул на ее обращение ко мне в женском роде, но вспомнил, что на мне ее платье, и, видимо, она так шутит, отправился в комнату, чтобы снять с себя все это безобразие. Подойдя к зеркалу, посмеялся над своим видом, снял платье и не поверил своим глазам. Я не обнаружил главный предмет мужской гордости, побоявшись даже заглядывать под плавки, просто рукой провел по месту, где он должен быть. В растерянности я рассматривал перемены в своем теле, помимо весьма впечатляющих женских грудей, над которыми по центру темнела большая родинка, обнаружил у себя довольно внушительных размеров округлую попу.

-Халат хоть надень, а то Артур сейчас придет! Или ты вновь за старое? Так ремень ещё не остыл,– услышал я недобрый тетин голос, она стояла в дверном проёме.

 Её явно не удивляли столь значительные трансформации моего тела.

– Ну, чё зыришь, глаза пузыришь? Одевайся! – и она кинула в меня халат.

Я надел халат, тетя Герда по-прежнему стояла в дверях, а у меня на душе как-то все засвербело, на глазах слезливость, чувство полной беспомощности и желания, чтобы меня пожалели, вынудило меня подойти к ней и попытается ее обнять.

– Да что с тобой сегодня? – тётя резко оттолкнула меня – что за телячьи нежности? Она развернулась, ушла на кухню, и из кухни уже крикнула:

– Вместо того, чтобы задницей вертеть, шастая где попало, сядь, прочитай, что вам по литературе на лето задали.

Я почесал живот и пошел к своему шкафу, там не было ничего мне знакомого. Вместо книг по геологии на полке стояли всякие игрушки, баночки и прочая девчачья радость. Я порылся в своем столе и тоже не нашел никаких следов моей настоящей жизни, там было все то, что я видел у девчонок, бывая у них в гостях. Может я действительно девочка, и мне приснилось, что я была мальчиком, а может меня напичкали какими-нибудь наркотиками. Интересно кто бы мог это сделать? Я вернулся к зеркалу и стал рассматривать родинку. Неужели она настоящая, а всякие мертвые девочки, гвоздь в груди и Полудница – плод моего больного воображения.

– Опять она перед зеркалом! Там твой хахаль пришёл!– крикнула тетя и, ворча про то, какая я дрянная девчонка, вновь ушла на кухню.

Я в очередной раз  почесал живот и пошел смотреть, кто там пришел. Это был Серёга. Тоже мне хахаль.

– Есть курить? – спросил я.

Серёга утвердительно кивнул, и мы пошли в палисадник. Я с жадностью вдыхал сигаретный дым, а он что-то нес про корабли, моря и как хорошо быть женой капитана. Затем он залез под халат и стал трогать мою грудь, недолго думая, я ему врезал так, что он, бедняга, отлетел и упал в цветочную клумбу.

– Дура что ли? Чего ты? – обижено потирая щеку, спросил он.

– А что лезешь, куда не надо.

– Всегда надо, а сегодня не надо. Мне говорили, что у вас такое бывает, но я не думал, что настолько все плохо, – проворчал Серёга.

– Что бывает? – спросил я, почёсывая живот.

– Месячные!