Полуночный танец дракона

И Клейтон уехал, не дожидаясь, пока над городом грянет прощальный гром.

Театр одной актрисы

– Ну и каково же это быть женатым на женщине, которая является всеми женщинами сразу? – спросил Леверинг.

– Ну… приятно… – сказал мистер Томас.

– Как вы можете так говорить – приятно! Приятно – это водички попить!

Томас посмотрел на критика, продолжая разливать по чашкам кофе.

– Да нет, я ничего такого не имел в виду… Конечно, Эллен – потрясающая женщина. С этим никто не спорит.

– Боже мой, если бы вы только знали, что было вчера… – мечтательно произнес Леверинг. – Какое это было представление! Ее же буквально не отпускали со сцены! Это был настоящий триумф красоты! Адский пламень! Розы фламбе! Лилии в лучах восходящего солнца! Весь зал, в едином порыве, вдыхал этот тончайший букет! Как будто кто-то приоткрыл нам дверь, ведущую в весенний сад!

– Будете кофе? – спросил мистер Томас, он же муж Эллен.

– Понимаете… В жизни любого мужчины случаются всего три-четыре вещи, способные по-настоящему свести с ума, и то если очень повезет. Это музыка, живопись и женщина, ну, может быть, пара женщин. За всю жизнь! Так вот, меня – а я, между прочим, критик – меня так сильно не цепляло еще никогда!

– Через полчаса мы едем в театр.

– Прекрасно! Вы что, встречаете ее после каждого представления?

– Да, это абсолютная необходимость. И вы очень скоро поймете почему.

– Не скрою, я пришел сюда прежде всего затем, чтобы увидеть супруга Эллен Томас – счастливейшего из мужчин на земле. Вы каждый вечер ждете ее в этом отеле?

– Да нет, почему. Иногда еще гуляю по Центральному парку. Или езжу на метро до Гринвича. Или разглядываю витрины на Пятой авеню.

– А сами часто ходите на ее спектакли?

– Боюсь, что не видел ее на сцене уже больше года.

– Это она вас об этом попросила?

– Да нет, ну что вы.

– Вам просто надоело смотреть одно и то же?

– Опять не угадали… – Томас достал из пачки новую сигарету и прикурил ее от предыдущей.

– А, кажется, я понял. Вы же и так можете наблюдать ее каждый день. Зачем вам еще театр? У вас дома свой собственный театр, и вы в нем – единственный счастливый зритель… Вчера вечером я беседовал с Аттерсоном, и мы как раз об этом с ним говорили. Может ли в принципе мужчина мечтать о чем-то большем? Чем вы, например. Вы, кто женат на женщине редкого таланта, которая способна один час быть французской кокоткой, другой час – английской шлюхой, третий час – шведской швеей… Да кем угодно: Марией Стюарт, Жанной д’Арк, Флоренс Найтингейл[45], Мод Адамс[46] или китайской принцессой. Сказать честно, я вас ненавижу.

Мистер Томас скромно молчал.

А Леверинг продолжил:

– В душе любой мужчина завидует вам – по крайней мере, в той ее части, где расположено либидо и любовное разнообразие! Вас потянуло на сторону? Не спешите менять жену – она легко может изменяться сама. Presto![47] Она ведь как хрустальная люстра с разными режимами освещения! Каждый раз комната, в которую она входит, расцветает новыми красками! Такое пламя может согревать мужчину даже не всю жизнь – две жизни. И прощай, скука!

– Моя жена была бы польщена.

– Но разве не об этом мечтает каждый женатый мужчина? Разве не ждет он от своей супруги чудес и превращений? А что получает в реальности? Вместо калейдоскопа эмоций – алмаз с одной-единственной гранью. Да, она блестит и переливается. Какое-то время. Но, согласитесь, после тысячного прослушивания даже гениальная Девятая симфония Бетховена звучит как пустое сотрясание воздуха!

– Лет девять назад, когда мы с Эллен еще ездили в отпуск… – сказал ее супруг, доставая последнюю сигарету из пачки и наливая себе пятую чашку кофе. – Хотя бы раз в год выбирались на месяц в Швейцарию… – В этом месте он улыбнулся, в первый раз за все время их разговора, и откинулся на спинку стула. – Тогда еще имело смысл брать у нас интервью.

– Ладно уж, не преувеличивайте. Доверьтесь моему чутью… – Леверинг встал из-за стола, накинул пальто и энергично взмахнул рукой с часами. – Ну что, кажется, нам пора?

– Боюсь, что да… – сказал Томас, с тяжелым вздохом поднимаясь с кресла.

– Друг мой, побольше энтузиазма в голосе… Ведь вы едете не за кем-нибудь, а за самой Эллен Томас!

– Ну, если вы лично гарантируете мне, что это будет именно она… – Томас вышел, чтобы надеть шляпу.

Вернувшись, он спросил, улыбнувшись краешком губ:

– Ну, как я вам? Достоин ли я быть оправой для этого бриллианта? Ну, или, может быть, сгожусь на роль сценического задника?

– Я все понял: вы не Томас, вы – мистер Невозмутимость! Мрамор, гранит, железо и сталь в одном лице! Словно в противоположность ее утонченному, неуловимому аромату – сродни тому, что исходит из склянки, в которой когда-то были духи, но теперь почти испарились!

– Красиво говорите…

– Это да, иногда слушаю и сам себе изумляюсь. На том стоим… – Леверинг подмигнул Томасу и похлопал его по плечу. – А как насчет того, чтобы нанять экипаж, распрячь лошадей и прокатить супругу с ветерком вокруг парка? Пару кружочков?

– Думаю, хватило бы и одного…

Они вышли на улицу.

Такси затормозило перед совершенно пустым театральным подъездом.