Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

— Только Наташе не звоните. Встаю. — Шевельнулся. Тело под кожей будто пузырьками наполнено, как бутылка минеральной. Всё болит. Но Петр Платонович все же спустил ноги с дивана. — Все о’кей. Зер гут.

А про себя подумал: кстати, вот так умирают, наверное. Давление? Как это в частушке? «Раньше поднимался хрен, а теперь…» Бум-с — и привет.

Но, кажется, еще жив. Давненько такого не было. Давненько я не играл в шашки. Поднялся на ноги, прошел медленно к плывущему столу, сел.

— Вы что, работать?! — ахнула Анюта.

Он отмахнулся от нее, снова включил компьютер, вышел в сеть. Взглядом подозвал Рабина.

— Посмотри…

— Да-да, — тут же подсел рядом Рабин. — Что?

— От Жорки два письма. Как думаешь, не подделка?

Анатолий долго читал тексты. И долго молчал. Обернувшись к Анюте, Петр Платонович смешно и высоко оскалил зубы, как пес Руслан, когда у него отнимают кость. Анюта поняла: все нормально, ей надо покинуть начальство.

— Не верю, — пробормотал Рабин.

— Тоже мне Константин Сергеевич.

— Нет, правда же, плешь какая-то. Чтобы Гур — такое — тебе?!. Хотя — адрес его?

— Конечно.

— Давай переспроси. Может, хохмит? А смайлик забыл поставить.

Поперека засопел, мотнул головой: нет.

— Почему?

— Потому. — «Жорик пунктуальный человек. Тут другое. Просить объяснений после столь оскорбительных упреков? Унижаться? Нет».

Рабин его понял. Он очень понятливый и добрый, этот Анатолий Рабин.

— Ну, давай я. Напишу: тебя нет в городе, прошу мотивации.

— Он тебе не ответит.

Рабин опустил черные глазища. Наверное, обиделся. Хотя всем известно: Гурьянов высокомерен. Как, впрочем, и Поперека.

— Давай я сам, — резко сказал Петр Платонович. — В таком же духе. — И настрочил текст: «Ты грибов чернобыльских наелся? Или это у тебя возрастное? Ты кому пишешь? Может быть, ошибся адресом? Быстро ответь. Петр».

Электронное письмо ушло. Теперь нужно было ждать. В Америке сейчас три часа ночи. Утром, в девять-десять Гурьянов прочтет и ответит. У нас к тому времени будет десять ночи. Можно поваляться здесь и подождать письма.

В смятении, разбитый, с трудом ворочая руками и ногами, Поперека за Рабиным побрел в буфет — здесь уже уборщица мыла пол. Но Петра Платоновича буфетчица знала, улыбнулась, только в глаза старалась не смотреть: сложный человек Поперека, посочувствуешь — на фиг пошлет.

До поздней ночи Поперека в своем кабинетике писал статью.

— Ты не скоро? — спросил из-за порога Рабин. Всё еще не ушел?! — Я удаляюсь. Всю серию заново перемерил. Всё точно.

— Хорошо.

— Но если я буду нужен…

— Нет.

— В самом деле? — Анатолий все еще не уходит, топчется за спиной. — Как ты себя чувствуешь?

— Нормально. Беги, беги. Если хочешь, утром встретимся на дорожке.

Странно — в дальнем конце лаборатории еще Вася Братушкин остался. И что он там делает? Тянется запах канифоли. Поскольку время позднее, наверное, мастерит что-нибудь уже для души, для друзей. Может быть, очередную смешную игрушку: поющего Жириновского или собаку, которая отвечает на вопрос «который час» лаем.

В двадцать два часа десять минут Поперека с неприятным холодком в животе снова вышел в Интернет, запросил письма из своего почтового ящика. И ответ уже был. Ответ засветился такой:

«Подтверждаю свои письма. Ты красиво треплешься, что блюдешь интересы России, а на деле именно ты работаешь на Штаты. Сибиряки могли бы получить работу, а в итоге не получат. Получат казахи. Или еще кто. Область могла бы иметь два миллиарда баксов — мало? Или тебе заплатили больше? Стыжусь, что когда-то знал тебя. Гур».

Поперека, плохо видя перед собой, отключил аппарат и пошел вон из лаборатории. Братушкин, кажется, что-то спросил — Петр Платонович ничего не ответил.

Он не мог понять: Жора с ума сошел? Что за бред пишет?! Он, что не понимает, что завоз со всего мира ядерной грязи, да еще строительство завода по его переработке обречет Сибирь на грандиозную опасность? И эти два миллиарда, которые обещает Америка, окажутся не более чем банный лист на обожженном теле Сибири? Да и попадут ли в область эти деньги? Минатом отдаст их в правительство, а там распределят. Москва есть Москва.

Был в мире у Попереки лучший друг, человек с блестящим умом, которому Петр доверял как никому, — и тот вдруг так неприязненно отписал ему.

А на прошлой неделе еще и похоронная публикация.

Или я чего-то не понимаю? Что происходит? Что?..

Он вошел в подъезд бывшей маминой квартиры, сил дожидаться лифта не было — гудит где-то вверху и не идет («Что с этими лифтами?! Надо бы разобраться! Заглянуть в ЖЭК…»), — и быстро потопал по ступеням… сейчас водки выпить… или валокордина… и успокоиться…

Но добраться до пятого этажа не получилось — в гулком подъезде словно все двери грохнули, и Петр Платонович упал лицом в выщербленные бетонные ступени.

12

…Жизнь гениально изобретательна — у чайки в клюве инструмент для опреснения морской воды…

…Опорные плоскости для самолетов даже сейчас, в ХХI веке, срисовывают у птиц, используя до конца еще не понятые специалистами по аэродинамике вторые и третьи ряды кисточек на их крыльях…