Поперека вернулся в лабораторию и завопил: «Эврика! Нет ничего полезнее кедрового ореха! Включаем фосфор! Ищем решение! Проблема номер один: как доставать ядрышки из орешков?» В итоге родилась машина, которая напоминает автомат Калашникова. Итак, имеется трубка, в нее подается под углом сжатый воздух, он всасывает орешек, тот, как в воздушном ружье, в трубке ускоряется, а в конце бьется о поверхность и раскалывается точно на две половинки. Практически без отходов аппарат щелкает орешки, колошматит со страшной скоростью — воистину автомат Калашникова.
Но возникла попутно следующая задача: как эти зернышки пастеризовать. Чтобы расширить производство, нужны деньги. Поперека пошел в областную администрацию, знакомый заместитель губернатора, кстати, бывший физик, сказал ему проникновенно: «Петя, вот у меня есть сотня баксов, к концу года будет двести. И ничего не надо делать, никаких производств. Не дам». Поперека обошел весь город, но денег не собрал. А нашел их Сашка Выев, он еще со школы дружил с одним парнем по кличке Удав, который со временем стал известным бандитом. Поперека помнит его — парень под два метра ростом, с остановившимися, словно удивленными синими глазами. Тот дал пять тысяч долларов, и колесо закрутилось.
Через год группа Попереки рассчиталась с Удавом, а еще через год хозяин орехового дела Выев, пообещав коллегам дивиденды, ушел со своим заводиком из лаборатории. Да и Петру Платоновичу стало скучно заниматься одной этой проблемой, хотя осталась нерешенной интереснейшая задача: что делать со скорлупой. Например, взять Шотландию… чем живут тамошние люди? Выращивают ячмень и овец. От овец имеют шерсть, которую не сносить. А из ячменя гонят самогонку, заливают в дубовые бочки из-под хереса и получают высококлассное виски. А мы? Кедровые ядрышки съедаем, а скорлупу, самое ценное, выбрасываем тоннами. Неспроста сибирские охотники настаивают на кедровой скорлупе водку — напиток тонизирует не хуже жень-шеня. Можно было бы организовать производство сибирского бренди. Но Выев, помнится, заявил, что спиртного в магазинах и так хватает, а он лично к тому времени зашился, боится развязать… да ведь и то правда — алкоголики, даже только вдыхая алкоголь, пьянеют… Короче, Выев стал богатым в городе человеком, ездит, говорят, на черном «линкольне», никаких дивидендов от Александра Игнатьевича лаборатория Попереки, конечно, не дождалась…
Да и черт с ним! Попереке просто захотелось увидеть его, смышленого, хитрого, набитого жизненной энергией под завязку. Саша, помнится, запросто двухпудовой гирей в воздухе УРА МАНДЕ писал. А может быть, и больнице чем-нибудь поможет. Здесь не хватает кислородных подушек, шприцов, недавно рентгеновский аппарат сломался…
Но Петр Платонович зря ожидал прихода своего старого знакомого — Выев обманул его, не приехал ни в час обеденного перерыва, ни вечером. В другие времена Поперека усмехнулся бы и плюнул мысленно на новоявленного капиталиста, но на больничной койке он вдруг стал обидчивым.
— Сволочь!.. ты же парням нашим даже рубля не занес!.. — бормотал он, набирая все следующее утро телефон Выева. Ему вновь отвечали, что Александр Игнатьевич на выезде… что он в цехах (каких еще цехах? У него цеха?!)…
И случайно Поперека дозвонился — Выев сам снял трубку. Скоре всего, он ожидал чьего-то конфиденциального звонка именно на городском телефоне (сотовому сейчас умные люди не доверяют).
— Саша… — промычал Петр Платонович. — Ты что же, мурло?! Это Поперека… я в больнице, мне от тебя ничего не надо… но ты же вчера…
— Извини, брат, — запыхтел, заюлил на другом конце провода бизнесмен. — Тут у меня налоговая крутилась… со временем туго… если нужны деньги, я сейчас через помощника…
— Да не нужны мне твои сраные деньги!.. — зарычал Поперека, краснея от напряжения, и вдруг почувствовал, что снова в голове начинает шуметь река. — Ты украл у нас идею… мог бы хоть… — И бросил свою сотовую трубку в угол, под батарею. — С-сука!..
И странно — Выев неожиданно прикатил. Видимо, все-таки совестно ему было перед своим бывшим научным руководителем. Явился в палату, воняя французскими духами и черной мягкой кожей, в которую был облачен. Морда его, большая, как голая грудь борца, только с глазами, сияла все той же кривой, мокрой улыбкой.
— Петя!.. Не изменился!.. — залопотал он, протягивая коротковатые руки к Попереке. — Верно, суки мы! Так с нами, новыми русскими, и надо.
Он сел рядом с враждебно молчащим Петром Платоновичем, участливо спросил:
— Что-нибудь нужно? Может, капусты на лекарство?
У Попереки от злости зубы ныли.
— Ну, если можешь, — наконец, процедил он, прижимая плечом дергающийся нерв в шее. — Купи прибор для больницы. Узи.
— Автомат? — ухмыльнулся Выев. — Сделаю.
— Не валяй дурака Ты же понял. Или не болел никогда? Лечишься в швейцариях?
— Да какие швейцарии, — сменив лицо, сделавшись как бы даже скорбным, пробормотал Выев. — Знаю. Знаю. Сделаю. Это — сделаю.