— Вспоминаю те времена, Вася… аппаратуры мало… помню первый цифровой вольтметр, который жужжал, как «феликс» с электроприводом… Веришь — я пальцами вычислял корень квадратный, интеграционные формулы брал на обычном калькуляторе…
— Иди ты!.. — наконец, вскинулся Братушкин, не поворачиваясь к коллеге.
— Честно! Ламповые калькуляторы… да и «феликсы» еще были на первых курсах… строил кривые по точкам… И вот получаем вполне хорошие результаты, с этой маломощной установки на щелочной плазме… потом на водороде, нагрев производится электронным пучком… А жизненная ситуация такая: я в целевой аспирантуре… а распределения нет…. как раз время спада во время распада…Можно было попроситься остаться в ИЯФе. Евдокимов говорит: будет скандал, аспирант не поехал. А куда ехать-то?! На одной вечеринке разговорился с Дерипасом… не путать с Дерипаской… этот из тех, кто в пятьдесят восьмом основывал новосибирский Академгородок. Он и говорит: молодежь должна ехать на новые места, строить новые Академгородки. — Поперека вдруг яростно воскликнул. — Но это была ошибочная идея!
— Почему? — промычал Братушкин и, наконец, покосился на Попереку. То ли протрезвел и вник в его рассказ, то ли с самого начала всё прекрасно слышал, но вот именно последняя фраза его задела: уж казалось бы, чего еще не хватает везунчику Попереке?!
— Почему?! — Петр Платонович уже подустал от долгого говорения, голова кружилась, но он не мог не ответить. Хрипло, шепотом, но столь же страстно объяснил то, что давно понял. — Новосибирский Академ был создан благодаря Хрущеву. Ему сказали: все мозги у тебя в Москве и Ленинграде, одной бомбой бац — и у тебя никого не останется. Надо ученых отселять. Сначала хотели в Красносибирск, но город закрытый… а ученым надо общаться с зарубежными коллегами… Вот и создали центр. А плутониевый-то реактор здесь, а ракетный здесь, радиохим, электрохим… А надо бы вместе, чтобы получился мощный кулак, как силиконовая долина в США, и работать над одной задачей. А в нашем городе фундаментальную науку некуда воткнуть. Можно было вокруг Новосиба новые заводы поставить, но для этого надо много людей и денег. А главное — не хватило воли. Косыгин постарел… а замены нет. Эпоха застоя, так сказать…
Поперека замолк, не хватало дыхания. Он хотел бы еще добавить, он не мог не уточнить, что считает: те годы лучше назвать эпохой отдыха. В самом деле, в 14-ом году началась мировая война… потом в России переворот… гражданская… красный террор… Великая отечественная… и до конца века — непрерывные катавасии. Народу просто нужно было отдохнуть. Устали. Эта сжигающая эпоха привела к тому, что ярких людей не осталось или осталось очень мало…
Впрочем, можно было и с немногими много сделать. Не хватило понимания наверху. Есть технологии, в которых годами нарабатываются победы, в химии например, в точном машиностроении, а есть высокие технологии, те же компьютерные, где каждые пять лет всё обновляется, никаких традиций… сейчас вы никто, а через пять лет — первый. Так что горевать нечего, в самом деле поезд никуда не ушел, мы в любое время в России можем в высоких технологиях оказаться впереди всех.
— Это как хромая овца… идет позади стада… а как поняли, что уткнулись в тупик, повернули назад — она первая… Надо только не бояться оказаться первым…
Поперека что-то еще пошептал и внезапно уснул. Братушкин молча посидел рядом с больным коллегой и, словно очнувшись, быстро заковылял в тапках по гладкому полу прочь.
14
Слилось танго, юность, первые восторги?.. Молнии первых гроз на Оби, интегралы, стихи?..
Ночью Петр Платонович проснулся, весь мокрый. Ему стало дурно. Видимо, подскочило верхнее давление, сердце захлебывалось… в голове шумело и стучало… Дежурный врач вызвал из дому Наталью, та прибежала и вогнала мужу сосудорасширяющее с демидролом.
Потом, поставив капельницу, долго стояла возле его койки, ругая себя последними словами, что не досмотрела. Дежурная медсестра доложила, что у Петра Платоновича был гость, некий физик, и ушел поздно.
— И всё время трепались?! Как базарные бабы!.. — не могла успокоиться Наталья. — Я тебе плеер принесла, слушал бы лучше медитативную музыку.
Поперека отрывисто дышал, уставясь в сторону, в темное окно. Наталья, не дождавшись ответа, кивнув самой себе (такая у нее привычка), в который раз прочитала мужу лекцию, как он должен теперь вести себя. Меньше ИМЕННО разговоров. Меньше раздражения. Гнева.
— Анекдот рассказать? — улыбнулся Петр Платонович. — Прокурор спрашивает подсудимого: «Почему вы пытались бежать из тюрьмы?» — «Я хотел жениться». — «Странные, однако, у вас представления о свободе».
— Да ну тебя! Я сказала — лежать!
— Только с тобой!