Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

И более на столе никаких предметов — ни бумаг, ни папочек с тесемками, ни револьвера, как в кинофильмах. И портрета Дзержинского нет на стене. Только компьютер, календарь и телефон.

— Садитесь, — молвил мужчина, сам опустившись на стул и вскинув повыше очки, внимательно оглядывая гостя. — Майор Сокол, Андрей Иванович. Сразу скажу: разговор не очень приятный.

— А в чем дело?

— Дело в том, что тут не чья-то злая воля, а действует закон.

— Закон? Вы о чем?

— Я о загранпаспорте. К сожалению, вы его не получите.

— Почему? — изумился Алексей Александрович. И процитировал Булгакова: — «Сижу, курю, никого не трогаю».

— Не догадываетесь? Вы собираетесь строить башню? Для связи с космическими объектами?

— Да что вы! Это вовсе для других целей…

— Не важно. Пробрасывается цепочка. Десять лет назад вы работали по закрытой теме: «Электризация космических спутников»?

Алексей Александрович вдруг понял, что дело затевается не простое. Осторожно ответил:

— Да, у меня кандидатская была посвящена этой теме.

— Так вот, эта тема — собственность государства Россия. — Чекист понизил голос: — Еще немного, и вы, возможно, продали бы ее иностранцам! Я не утверждаю, но это могло случиться даже против вашей воли. Например, уколют наркотиком, и все расскажете…

Лицо Алексея Александровича закаменело. Что за бред?!

— Позвольте, какие наркотики? Какие иностранцы? — заговорил он, жестикулируя. — Во-первых, я что, идиот?! Во-вторых, с девяносто второго эта тема перестала финансироваться. И она открыта… С того времени уже обсасывалась в десятках публикаций…

— И об этом скажу. — Майор важно пояснил: — Грифа секретности никто не снимал, господин профессор.

— Как не снимал?! Позвольте, он был при СССР! А потом, я слышал, сняли! А больше я и не занимался этой темой. Я даже забыл о ней, вы мне сами напомнили!

— Жаль, что забываете столь важные для государства вещи.

— Да потому, что к нынешним секретам России она никакого отношения не имеет!

— Это нам решать — имеет или нет… Концепцию информационной безопасности никто не отменял, — отвечал чекист, доставая авторучку.

— Послушайте, вы что, серьезно?!

— Посидите, помолчите. — Майор Сокол вынул из-под столешницы тетрадку и быстро что-то записывал.

Они тут сумасшедшие!

— Вы, наверное, шутите? — Алексей Александровича хмыкнул и попытался заглянуть в угрюмое (или это маска?) лицо майора, но ему никак не удавалось.

— Здесь не шутят, — пробормотал тот и продолжал писать.

Алексею Александровичу вдруг все стало безразлично. Значит, опять возвращается ИХ фанаберия. Кто-то стукнул насчет его башни, а кто-то увязал ее с электризацией спутников. Господи, да об этом писано-переписано! Суть в том, что первые геостационарные спутники, засылаемые для радиосвязи на высоту 36 км., выше магнитосферы Земли, которая их защищала, пронизывались свободными электронами, летящими от солнца, и быстро теряли рабочие качества. Тогдашний руководитель Алексея Александровича, академик Соболев (он потом уехал в Москву, в МАИ), дал задание своему аспиранту: подумай! И не один, конечно, Левушкин-Александров додумался до решения, как уберечь спутники, но, в общем, оказался в числе немногих, кто был затем отмечен благодарностью знаменитых засекреченных «механиков» из тайги. Но государство распалось, и группа тоже рассыпалась…

И то, что Алексей Александрович когда-то, еще во времена СССР, работал над этой темой, ныне становится препятствием для выезда за границу? Но это же смешно!

— В конце концов есть срок давности…

— Есть бессрочные секреты Родины, — буркнул чекист и вскинул, наконец, на профессора Левушкина-Александрова серые, как снег, глаза. И при этом даже не улыбнется. Циник или идиот?

— Но позвольте, если я даже выеду…

— Не выедете! — оборвал его человек-лошадь и поднялся.

Встал и совершенно растерянный Алексей Александрович.

— Распишитесь вот здесь.

— Где? Зачем? Нет, я ничего подписывать не буду! Есть пятьдесят первая статья Конституции…

Майор пожал плечами и впервые улыбнулся желтыми, прокуренными зубами.

— Что ж, такая статья есть. А вот в остальном мы решаем. Отныне вы, Алексей Александрович, не имеете права никуда отлучаться из нашего государства. Ни под каким предлогом, ни при каких возможностях. Вы понимаете, как это серьезно? Понимаете?

Алексей Александрович против воли своей кивнул. И пошел к дверям. Солженицын прав: мы рабы. Но при чем тут секреты государства и невинная идея башни, почти шарлатанство современного ученого? Черт побери, кто им про башню-то стукнул в таком разрезе? Не Касаткин ли? Чтобы держать на поводке?

На улице, метрах в двадцати от грозного серого дома, откуда Алексей вышел, к нему приблизилась незнакомая молодая женщина в цветной шали. Он подумал, что это цыганка, хочет спросить какой-то адрес, но она тихо ему шепнула:

— Я здесь третье утро… Знаю их повадки, у меня отец в свое время пострадал.

— Что вам угодно?!

— С ними ваша жена говорила. Я вместе с Брониславой Ивановной работаю, но мы возмущены.

Потрясающе! Потрясающе! Этого еще не хватало!