Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

Муравьева заехала на работу к Брониславе. Та сидела с Шурочкой перед экраном компьютера.

— Бронислава Ивановна, как ваш адвокат?

Бронислава рывком поднялась, уронила стул, схватила обеими руками руки гостьи.

— Он прорвался к Алеше! Алеше немного лучше! Но дело еще не дают для ознакомления. — От Брониславы шел жар, ей следовало сменить эту кофточку. Но женщина, видимо, жила как во сне.

— А сколько он запросил?

— Тысячу долларов. Вот добываем, работаем… — Бронислава горько усмехнулась.

Анна не поняла смысла ее слов.

— Чтобы ваш адвокат поглубже вник в суть дела, передайте ему еще это. — Анна сунула жене Левушкина-Александрова несколько листков бумаги, обняла и поехала к себе, в Академгородок.

Она никогда не понимала, почему Алексей, умный, талантливый, воспитанный мальчик, женился на такой халде. Но любовь зла, сказала себе Анна. «Ты же любила когда-то труса Ильку Газеева…»

Вечером с этими бумагами Бронислава побежала к адвокату. И только сейчас с неприятным чувством заметила, что его офис располагается в непосредственной близости от зданий УВД и ФСБ.

Евгений Яковлевич Чуев сидел за столом и говорил с некоей бедно одетой старухой. А Бронислава как бы заново разглядывала его. Юноша с усиками над тонким ртом, с черными, как маслины, блестящими глазками, с тихим голосом человека, привыкшего говорить много и доверительно, увидев Брониславу, смутился, скомкал разговор со старухой, и вскоре они с Брониславой уже сидели, как заговорщики, на улице, в его машине.

Включив радио, как если бы он боялся подслушки, Евгений Яковлевич вопросительно глянул на Брониславу. Та подала ему бумаги:

— Наши сказали, может пригодится.

«Мы, физики и биофизики, работающие в академических институтах, считаем, что в любом следствии возможны ошибки. Но, чтобы не произошло огромной, непоправимой ошибки, мы требуем открытого суда. Суд не может быть, не должен быть закрытым, так как уже всем очевидно: тема в том узком ее ракурсе, каким занимался Левушкин-Александров в Китае, не является секретной. В случае же если следствие будет упорствовать, будто в уголовном деле содержится невероятная государственная тайна, мы проведем параллельное театрализованное слушание на НТВ или ТВ-6, называя истинные фамилии и звания следователей местного отделения ФСБ, а также фамилию подследственного, о котором, впрочем, уже знает весь мир. И весь мир, и прежде всего Россия увидят наш суд. Нам помогут лучшие физики страны, академики РАН, а также лучшие комические актеры русских театров…

Еще раз разъясняем: стенд в Китае должен был быть небольших размеров. Вакуумный объем, имитирующий космос, не превышал сорока ведер! Размер спутника — не больше человеческого кулака…»

Адвокат начал листать очередное коллективное письмо ученых, наткнулся на фразы про телевидение, про широкую мировую общественность, международный суд и испуганно глянул на Брониславу:

— Не надо их пугать! Не надо телевидения, мировой общественности!.. Будет только хуже!

— Хуже не будет! — воскликнула жена арестованного профессора. — Что еще может быть хуже?

— Может быть, — прошептал юноша и оглянулся на прохожих. И почти на ухо сказал Брониславе: — У меня особый контакт с одним из следователей… Она женщина, капитан…

— Правда?! — вскинулась Бронислава. — Женщина должна понять! Как ее зовут? Ну, говорите, говорите!!!

— Татьяна Николаевна, — нехотя ответил адвокат. — Но не вздумайте…

Бронислава не слушала его.

— Хорошее имя. Поговорите с ней немедленно! Почему не пускают меня к нему? Ведь дело закончено? Почему не переводят в больницу?

— Тс-с… я все сделаю, вас пустят… В больницу не переводят, потому что в тюремной лежат уже осужденные, а ваш муж пока только подследственный! — Он, оглядываясь, захихикал. — Я согласен — циники!

— Значит, пусть лучше умрет?

— Тс-с, я все сделаю. Мы им рога обломаем. Вы… бумажки принесли?

— Какие еще бумажки?.. А-а… — наконец вспомнила Бронислава и подала ему почтовый конверт. — Только здесь еще не все… половина… Я постараюсь…

— Да уж постарайтесь. — Адвокат моргнул черными масляными глазами. Сами видите, с каким Минотавром боремся…

22

Уже поздно ночью к Муравьевой забежала Шура Попова. И, когда заговорили об Алексее Александровиче, Шура, чтобы скрыть смятение, звонко расхохоталась и поведала, как они с Брониславой Ивановной добывают деньги для адвоката.

В архиве хранятся подшивки областных газет за дальние 30-е, 40-е и 50-е годы, где встречаются ужасные заметки о том или ином человеке, потомки которого и поныне живут в нашем городе. В заметках критикуются хозяйственные работники за воровство, мелкие начальники за халатность в работе, а кое-кто и за преступные прегрешения.

— А есть просто поклепы, за которые сегодня, конечно, должно быть стыдно, — докладывала Шура. — Например, письмо в газету: «Мы, вся наша семья такая-то такая-то, поддерживаем справедливый суд над бандой меньшевиков!» Так вот, пришел сын этого дядьки, весь в бороде, говорит: любые деньги, только вырежьте эту заметку… В других местах, в библиотеках, он уже договорился.

— Девочка, но это же преступление!