Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

— Не знаю. Подумайте. Может быть, просто сказать: раскаиваюсь, что поехал… — Марьясов снова перешел на шепот: — Не знал, что в университете, у первоотдельцев, по нашей с Соболевым вине тема осталась незакрытой… что десять лет назад была неразбериха… и так далее.

Левушкин-Александров молчал, раздумывая над словами гостя.

— А мы в свою очередь, я, Кунцев, Муравьева, выступим поручителями. Чтобы вы до суда вернулись к семье, к нормальной жизни… Как, Алексей?

— Мне сказали, у меня новый адвокат… Почему не пускают?

— Пустят… Да! — вдруг спохватился Марьясов. — Пришел факс из Америки. Простите, чуть не забыл. — Он протянул лист бумаги.

Затрепетав, как мальчишка, Алексей Александрович схватил листок. «МИЛЫЙ, Я ВСЁ ЗНАЮ. Я В ОТЧАЯНИИ. СКАЖИ: НУЖЕН ЛИ МОЙ ПРИЕЗД? ГАЛЯ».

Марьясов прокашлялся:

— Давайте, как в сказке про Алису, когда кот исчезает частями… и еще улыбка остается… частями снимать эту гору недоразумений. — И, повысив голос, закончил: — Если и это их не устроит, если это упрямые ослы, я надеюсь, наш новый президент им уши оторвет. Думаю, он первый заинтересован, чтобы эта организация стала…

— Перестаньте! Не хочу слышать! — прервал его бледный Алексей Александрович. — Мне уже все равно. Ни в чем каяться не буду.

— Напрасно, — еще громче сказал Марьясов и при этом улыбнулся.

Почему он улыбнулся? Восхитился тем, как хорошо держится Левушкин-Александров, или у него свои, невысказанные счеты к господам из серого дома?..

25

В связи с ремонтом камер с нечетными номерами, как объяснила служба ГУИН, Алексея Александровича временно перевели в камеру № 12. Здесь на одной из коек сидели трое довольно мрачных мужчин и играли в карты. Остальные лежаков двадцать пустовали. Это при нынешней-то нехватке мест!

Надзиратель запер дверь за спиною профессора, и наступила тишина.

Отложив карты, незнакомцы смотрели на вошедшего. Левушкин-Александров на всякий случай решил поторопить и спровоцировать открытый разговор. Слышал он про эти «ремонты», про иные причины, по которым заключенных интеллигентов подсаживали к уркам.

— Здравствуйте, — сказал он, легко и чуть свысока улыбаясь, словно перед ним студенты, пришедшие на лекцию. Он ничего уже не боялся, он стал фаталистом. — Я профессор Левушкин-Александров, обвиняемый в шпионаже в пользу Китайской Народной Республики. А вы?

— Ишь, гад! — пробормотал, вставая, узкоплечий тип со скошенным подбородком, по этой причине отращивающий весьма скудную прозрачную бородку. На левом кулаке у него было выколото ЛЕНИН, на правой — МАНИН. Но восседавший с ногами на одеяле широкоплечий дядька, похожий на силача с картины Пикассо «Девочка на шаре», буркнул:

— Смолкни!

Третий мужичок, с глазами острыми и умными, в черной, как бы «рабочей», дорогой импортной рубашке, долго смотрел на нового постояльца и наконец сказал:

— Спите спокойно, Алексей Александрович. — И добавил довольно смутные слова: — Мы так не договаривались. Всё, по коням, братва! — И они, все трое, разошлись по своим койкам и затихли. У толстяка на босых ногах можно было прочесть синие буквы: ОНИ УСТАЛИ.

Доверясь судьбе, Алексей Александрович лег на свободную лежанку, причем не ближе к двери, как если бы боялся новых соседей, а подальше, к окну. Если будут бить, никто не поможет.

Но Алексея Александровича не тронули. Он понял: «Меня хотели подставить, а они не стали, пощадили. Значит, слышали обо мне…»

Сутки он мирно бытовал в новой камере с молчаливыми соседями, прочел им лекцию по экологии, рассказал про биотический круговорот, про то, что, может быть, они когда-то в школе учили, да забыли, — про волшебный процесс фотосинтеза, без которого не было бы жизни на Земле.

— По цифрам это приблизительно так. Биомасса всех живых существ на Земле два на десять в двенадцатой тонн… по сухому весу…

— Это сколько же?! — начал тут же считать мужичок в черной рубашке. Десять в третьей — тысяча, в шестой — миллион, в девятой — миллиард, в двенадцатой…

— Квадриллион! Из всей солнечной энергии на Земле расходуется на фотосинтез меньше десятой доли процента. И вот эта доля нас кормит. Если бы исчезли травы, злаки, мы бы вымерли. Ну, сами понимаете, цепочка: трава корова — молоко… и так далее. Но если бы не было озонового слоя, солнце бы все наши растения вмиг убило.

— Твою мать! — поразился широкоплечий. — Это большую бомбу — и привет.

— Ну, одна не уничтожит слой, но если много… Когда запускаем ракеты, выжигаем новые. Сегодня озоновый слой вроде решета…

Заговорили о доме, про варенья и соленья. Алексей Александрович рассказал, что возле дорог, по которым ездит много машин, грибы срезать нельзя — в них свинец… В квартирах, особенно из бетона, если не проветривать, собирается газ радон… Его слушали с необычайным вниманием.

— А вот когда технический спирт с марганцовкой… не отравишься? спросил арестант с хилой бородкой.

— Лучше запивать молоком! — засмеялся Алексей Александрович. И, поскольку возникло состояние некоторой доверительности, осторожно спросил: — А вас-то сюда за что?

Широкоплечий и мужичок в черном переглянулись. Мужичок ответил: