Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

— Машину зерна свистнули… Свадьба у его дочери, а денег нет… — И кивнул на арестанта с жидкой бородкой. — А кузов у этого пидора худой. Милиция по воронам нашла…

Вечером Алексея Александровича неожиданно вызвали на прогулку.

Обычно его выводили в одиночестве, в сопровождении двух конвоиров, но в этот раз повели часом позже, около восьми, когда по коридору уже шаркали ноги заключенных с верхних этажей. И в темном закутке, именуемом на языке СИЗО Чечней, когда один конвоир ушел вперед, а второй отстал, на Алексея Александровича вдруг набросились несколько мужчин, повалили, яростно сопя, и начали бить тяжелыми коваными ботинками.

Его старались колотить по голове. Но, понимая, что это для него смерть, он обхватил ее руками, и удары больше попали в грудь и живот. Как потом выяснилось, печень была порвана и сломано два ребра…

Раздались крики, звонки… Алексея Александровича в бессознательном состоянии вернули в камеру.

Среди ночи его навестили врач и капитан Шедченко. Алексей Александрович ничего не мог объяснить. Только хрипел и плевался — кровь шла из разбитого рта…

— Мы приносим извинения за недосмотр. Виновные будут наказаны, пробормотала, не глядя в глаза, Татьяна Николаевна.

А врач с виноватым видом смотрел в сторону.

— Его бы в больницу, — буркнул он.

— Да что, я решаю, что ли?! — вспылила, не выдержала наконец Татьяна Николаевна. И, помолчав, добавила: — Может быть, выпустим под поручительство…

26

Весть о том, что профессор Левушкин-Александров жестоко избит в тюрьме уголовниками якобы по недосмотру надзирателей, которые уже наказаны, а ученому принесены извинения от администрации тюрьмы, потрясла город. И даже губернатор Буйков, у которого до сих пор — после купленных выборов подмоченная репутация, и он мог бы поостеречься критиковать ФСБ, высказался в прямом эфире:

— С этим пора разобраться.

Алексея Александровича заковали в гипс, он лежал, как средневековый рыцарь в латах. Ребра начали срастаться. Корка, покрывшая рассеченную губу, на днях отлипла, пустив еще немного алой чистой крови. Печень, кажется, была жива. Даже если ее немного порвали кованые ботинки (конечно, принадлежащие никаким не уркам), она обладает способностью регенерировать.

Но Алексей Александрович лежал не в больнице — его опять вернули в ту самую бетонную дыру, одиночную камеру, в которой никакого ремонта, конечно, не проводилось, хотя и мазнули масляной краской по левой стене над койкой, где проступало слово «СУКИ».

И никто больше его не навещал. Даже Бронислава, а она наверняка просилась. И это при том, что следствие закончено! Ха-ха! Он хотел было снова начать голодовку, но пришел к выводу, что это глупо.

Алексей Александрович исхудал так, что когда наконец к нему впустили молодую красивую женщину, сказав, что это его новый адвокат, он по ее глазам понял: выглядит ужасно.

— Меня зовут Елена Викторовна, — пропела она. — Наши дела немного выправляются.

— Что, майора Сокола в соседнюю камеру посадили? — Алексей Александрович медленно сел на постели.

— Не надо так говорить, — тихо попросила адвокат. — Это не по-христиански. Не пожелай другому того, чего не желаешь себе. — Голос у нее был ласковый, лицо круглое, как яблочко, глаза чуть навыкате, словно глупые, но, как убедится вскоре Алексей Александрович, это не так. Смиренное и доброе выражение лица, наверное, и помогает Елене Викторовне в ее профессии.

Она принесла ему от жены новую электробритву (прежнюю он забыл в большой камере, и ему ее не вернули). Оказывается, адвокат несла еще и удлинитель с переходником (у этой бритвы контакты узкие и плоские), однако тюремные службы провод отобрали.

— Куда же он будет втыкать вилку бритвы? — спросила Елена Викторовна.

— А ему самому воткнут, — схохмил амбал на втором пороге (где отбирают удостоверения личности), но Елена Викторовна заметила, что офицер, сопровождавший ее, показал охраннику кулак. Да, при этих политических не стоит так шутить…

Удлинитель принесли, когда она уже собиралась уходить. Надзиратель отдал, постоял, глядя на красивую девицу, и вышел.

— Уже не боятся, что повешусь? — спросил Алексей Александрович. — Или думают: в гипсе я тяжелый, оборву шнур?

Елена Викторовна рассмеялась.

— Мне нравится, что вас не покидает чувство юмора. Так и держитесь! Скоро все кончится.

Так приятно было слышать смех женщины здесь, в СИЗО. Чтобы продлить это очарование, Алексей Александрович начал рассказывать слышанный где-то анекдот:

— Едет новый русский в «мерседесе», вдруг в него на перекрестке врезается сзади «жигуленок…» — И неожиданно забыл продолжение. — Елки, как же дальше?.. — Схватил в кулак нос.

Глядя на него, адвокат тихо смеялась.

— Ну, ладно, — буркнул профессор. — А где же дело? Мне до сих пор так и не дали почитать. Шекспира не рвусь так почитать, как мои тома! И сколько их?