Читаем Полусолнце полностью

Одежду Рэйкен я закопал в земле рядом с ее телом, а фигурку повесил на ветку сакуры.

Вскоре я увидел Коджи и обронил ему невзначай, что если Мэйко или любой другой из ее народа хочет приходить сюда, то я противиться не буду.

Да, мне потребуется время, чтобы встретиться с ними, захотеть заговорить или разделить трапезу. Но для начала я могу наблюдать со стороны, в укрытии под сакурой, рядом с ее вещами.

Мне жаль, что нам было отведено так мало времени и я не научился любить ее так, как следовало бы. Чувства обрушились на меня ливнем, закрутили в хаосе мыслей и необузданных толчков сердца, кидали из дикой одержимости и желания в ярость и ненависть от того, что я не понимал логики ее поступков. Человеку, привыкшему держать под контролем всю свою жизнь, неподвластно приручить этот умопомрачительный поток за считаные дни.

Я вижу ее во сне в окружении светящихся волос, я тянусь к ней всякий раз, когда языки темноты хватают ее за лодыжки, хоть и не могу коснуться. Она ушла. Знаю, она ушла, но я по-прежнему ищу ее следы в других. Любопытство в глазах прохожих и лукавую улыбку, раздражающий пряный запах. Иногда мне кажется, что чувствую его, – но он совсем другой. Не такой сладкий. Не такой пряный. Я замираю, когда чьи-то руки касаются меня, и не чувствую ничего, кроме разочарования, потому что покоя, который дарила ее холодная кожа, мне никто не может дать.

Я знаю, что со временем научусь жить без нее. Мое восприятие мира изменилось, теперь я замечаю то, что раньше было незримо. Я снова смогу дышать мирно и тихо спать по ночам, смогу искренне улыбаться солнцу и с прежним воодушевлением работать в полях Сугаши. Научусь со временем. Знаю.

Я не успел полюбить ее так, как она того заслуживала, но я могу полюбить то, что любила она. Прогулки босиком, яркие перья облаков на предрассветном небе, дым от курительной трубки, темноту. Я могу научиться любить этот новый мир – хаотичный и непредсказуемый, полный потусторонних существ, для которых нет черного и белого.

Возможно, когда-нибудь мне даже захочется состариться, и тогда я найду женщину, которая родит мне ребенка. Я отдам ему свою силу. Возможно, так и будет. Я свободен в выборе, даже несмотря на обязательства перед богами. И может быть, через много-много лет я даже перестану надеяться, что она вернется.

Женщина, с которой я наконец стал бесстрашным.

В конечном счете мне хочется верить, что я подарил ей покой. Если ее предназначением была моя бессмертная жизнь, то мне полагалось отплатить ей исполнением сокровенного желания – как бы мне ни хотелось, чтобы этим желанием стала вечность со мной.

Рэйкен научила меня главному: на собственном жестоком примере показала, во что может превратиться моя жизнь, если гоняться за прошлым. Что могущество – деньги, власть, сила, бессмертие – это ложное обещание, что все можно исправить. Смерть – это естественный ход вещей, и вовремя отпускать умерших – мудрость, с которой не рождаются, но которую можно приобрести. Могущество не должно оборачивать время вспять и внушать, что любой закон природы можно изменить. Могущество – это талант жить полно, сохраняя баланс между личными желаниями, совестью и добротой своего сердца.

Когда-нибудь я похороню тоску по Рэйкен и впущу эти мысли не только в голову, но и в свои новые бесчисленные дни.

Семь лет спустя

Кажется, их звали Аридзу и Аки – я честно пытался расслышать их имена, но они так быстро щебетали, что задача была невыполнимой, а переспрашивать было неудобно. Эти птицы были ровесниками Коджи и стали его лучшими друзьями. Когда они наведывались к нам в поместье, вся округа на ушах стояла. Все их удивляло здесь: и светлые стены, и высокие деревья, которые окружали дом, и крестьяне, работавшие в полях. Они носились кругами, радостно вереща, создавая в воздухе вихри, отчего наша старая кухарка не раз хваталась за сердце, ругаясь на них, но все же любила от души. Это я видел по ее улыбке, от которой вокруг глаз расползались десятки морщинок. Коджи превращаться не мог, но уже здорово поднатаскался в левитации. Я неоднократно видел, как он задумчиво прохаживался вверх-вниз, ступая по воздуху, как по невидимым ступеням. Не думаю, что он расстраивался из-за того, что не мог обрасти перьями, и все же Аридзу и Аки (или как их там?) во имя дружбы никогда не превращались рядом с ним.

В тот день стояла жара, и хорошо было остаться во дворе, в тени каштанов, но я так устал от их щебета, что без зазрения совести сбежал на берег озера и устало прислонился спиной к стволу сакуры, погрузив босые ступни в холодную воду.

– Нет, ты видишь это? – усмехнулся я, с ужасом наблюдая, как Аки пикирует прямо на крышу: еще чуть-чуть и пробьет настил своим длинным носом. – Я уже жалею, что позволил им резвиться здесь. Это поместье столько лет жило, бед не знало!

Вытянув руку вверх, я по привычке задел фигурку кодама – и она закрутилась вокруг своей оси.

Перейти на страницу:

Все книги серии Red Violet. Магия Азии

Полусолнце
Полусолнце

Российское Young Adult фэнтези с флёром японской мифологии.Япония. Эпоха враждующих провинций.Рэйкен. Наполовину смертная, наполовину кицунэ. Странница, способная проникать в мир мертвых и мечтающая отыскать там свою семью.Шиноту. Молодой господин, владелец рисовых полей, в жизни которого нет места магии и демонам. До тех пор, пока он не встречает Рэйкен.Хэджам. Чистокровный демон, воспитавший Странницу. Он пойдет на все, чтобы найти и вернуть Рэйкен. Но захочет ли она возвращаться?Каждый из них преследует собственную цель. Каждый скрывает свою тайну. И только мертвым известно, кто из них сумеет дойти до конца.Для кого эта книга• Для поклонников исторических дорам, аниме «Принцесса Мононоке», «5 сантиметров в секунду», «За облаками», фильмов «Мемуары Гейши» и «47 ронинов».• Для тех, кто увлекается культурой и мифологией Японии.• Для читателей фэнтези «Алая зима» Аннетт Мари, «Лисья тень» Джули Кагавы, «Опиумная война» Ребекки Куанг.

Кристина Робер

Историческая проза / Историческая литература / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза