Полусолнце

Так же, как должен отпустить Мидори. Рэйкен права, как бы она ни запуталась, что бы ни совершила, итог ее жизни определился финальным выбором. Она все сделала правильно, и мне не в чем себя винить. Я просто не имею права держать ее в своих мыслях и размышлять о том, а что было бы, если… Ничего бы не было. Все уже случилось.

Когда-нибудь я посмотрю на Коджи чистым, незатуманенным призраками взглядом и, возможно, увижу в нем что-то от сестры. Мимику, жесты? Может, замечу знакомую интонацию в голосе?

Хотя какое это имеет значение? Я смотрю на свое отражение в озере и больше не отвожу взгляда. Шрам, перечеркнувший мой левый глаз, – вечное напоминание, но не о дурном нраве Мидори, а о том, что она была жива. Она. Была. Здесь.

Я отпускаю ее, но никогда не забуду.

Однако Рэйкен я отпустить не мог. Меня изводило неведение. Успел ли я? Услышала ли она мои слова или все же умерла, касаясь моего сердца? И если так, неужели моей любви было недостаточно?

Не знаю, ничего не знаю.

Моя любовь была ядовитой. Рвала меня на куски, жалила кожу, отравляла душу и разум. Я изнывал от тоски и как сумасшедший каждую чертову секунду ждал и надеялся. Мне нужно было видеть ее, держать в руках, целовать, говорить с ней. И доказывать, что я любил ее по-настоящему! Хотя порой я сам в это не верил.

Но со временем я исцелился от яда и тогда ощутил, как все-таки широка и неэгоистична была моя любовь к ней.

В какой момент это произошло? Что из случившегося повлияло? Сложно сказать.

В ту пятую годовщину я в последний раз посетил храм Инари и увидел в деревьях кицунэ. Я разозлился на богиню так, как не злился давно! Сколько раз кричал ей, взывал, требовал и плакал, но она ни разу не удостоила меня даже словом. Но в тот момент в моей голове будто что-то щелкнуло.

А что, если ей нечего сказать?

А что, если ее приход даст мне очередную несбыточную надежду?

Эта странная мысль не оставляла меня в покое много дней, а потом, в один из теплых вечеров, на берег озера пришел гость. Он выглядел как человек – богатый и с манерами, в черном атласном плаще и с лакированной тростью в руках. И если бы не волосы, туго закрученные в кудри, я бы решил, что кто-то из господ случайно забрел в наши земли. Но господа таких причесок не носили. Я всматривался в его светлые глаза, смутно припоминая, где мы виделись.

– Меня зовут Саваки, – он низко поклонился, держась на почтительном расстоянии.

Ах, вот оно что. Приди он годом раньше, я бы взбесился и набросился на него. Но в тот год во мне и вправду что-то изменилось, и, к своему глубочайшему удивлению, я испытал радость от встречи с ним.

– Знаю, вы живете уединенно и не жалуете таких, как я, но… – Он выхватил из-под плаща сверток и протянул мне. – Я лишь хотел оставить это здесь и немного посидеть. Если позволите.

– Как вы нашли меня… нас?

– Ваш племянник. Мне пришлось проследить за ним. Но не переживайте, никому и никогда я не выдам этого места.

Я развернул сверток и в тот же миг крепко зажмурился. Синее сукно. Старое, выцветшее.

– Она любила его, – тихо сказал Саваки. – Этот костюм достался ей от отца. Помню, Сора – одно время жила с нами служанка, прекрасная, отважная дикарка, знаете ли! – все время заставляла Рэйкен носить кимоно, но девчонка при любом удобном случае надевала это тряпье.

Я смахнул слезу, сжимая пальцами ткань. Холодная, как и ее руки когда-то.

Саваки сел рядом со мной, и какое-то время мы молчали. Впервые с того дня я вспоминал наши скитания в лесу, как она висела на мне, заставляя молчать, когда на поляну явился призрак Хэджама, как мы потеряли Кацу, а потом я впервые обнял ее у дерева. Это были мои воспоминания, только мои, но внезапно мне захотелось рассказать их этому существу.

Я начал говорить, когда солнце только скрылось за горизонтом, а закончил, когда над озером воцарилась безмятежная звездная ночь. А потом слушал Саваки. Он поведал мне о первом знакомстве с Рэйкен, рассказал, какой она была, когда еще не умела ходить в другие миры, как загоралась, когда желала чем-то обладать, и как усердно тренировалась. Поведал о Соре и ее занятиях и еще много о чем. Когда Саваки рассказал о том, что случилось с родным селением Рэйкен, и упомянул, как она расправилась с Исаму, я покачал головой:

– Не надо. Мне достаточно и того, что я уже знаю.

Саваки ушел с рассветом, попросив лишь разрешения иногда приходить сюда, и я не раздумывая согласился. Так в моей уединенной жизни появился первый ёкай. А спустя несколько дней у футона в своей спальне я нашел небольшой сверток с обгорелой деревянной фигуркой, которую наконец смог хорошенько рассмотреть. Кодама, защитник. Та самая кукла, которую Рэйкен забрала с собой из развалин родного селения, когда мы вышли из леса. К фигурке прилагалась записка:

Нашла в ее спальне в крепости. Верни ей. Пусть этот дух защищает ее покой.

Надеюсь, вскоре ты найдешь в себе силы встретиться со мной.

Мэйко