Полутона

– Погоди… сразу после? Это была твоя идея? Потому что отчаяние может подтолкнуть ко многому.

Качаю головой.

– Я была в прострации после ее смерти. Он заботился обо мне.

– Позаботился о том, чтобы снять с тебя одежду. Пока ты была в шоке.

Открываю рот, чтобы защитить его, но ничего не приходит на ум. Вместо этого слезы потекли по щекам.

– О, дорогая, – говорит Аврора, выдергивая салфетку из диспенсера. – Все очень хреново.

– Все в тот момент было плохо. Кроме… – Слезы не останавливаются. – Каждый кошмар, что случился со мной, случился и с ним. Он был со мной все это время, а когда она… Он закрыл ей глаза, Аврора.

Я хватаю все салфетки, что есть на нашей части стола, и закрываю ими лицо. Я забыла об этой детали. По правде сказать, с тех пор как приехала в Клэйборн, я успешно блокировала все воспоминания о тех ужасных днях.

Но теперь все они возвращаются: медсестра, отключившая кардиомонитор, который бил тревогу. Покрасневшие глаза Хейза, когда он склонился над бедным телом моей матери и закрыл ей глаза. Ужасный момент, когда я наконец отпустила ее руку.

А теперь я реву в столовой. Сильно реву. За каждым всхлипыванием следует новое.

Аврора отдает мне все свои платки. Наконец я беру себя в руки. За последние часы я так много плакала, что, наверное, неделю буду ходить с опухшими глазами.

– Хорошо, – говорит моя соседка, протягивая мне стакан воды. – Этот парень был с тобой в конце, и время было очень напряженное.

Я киваю. Обед закончился, и мы одни в зале.

– Но вы когда-нибудь обсуждали это? Он когда-нибудь говорил: «Эй, я хочу перевести нашу дружбу на новый увлекательный уровень?»

Качаю головой.

– Но это неправильно, дорогая. Даже если он не собирался воспользоваться тобой, он это сделал.

– Он был единственным, кто был рядом, – говорю дрожащим голосом. – А я выгнала его.

– У меня вопрос. Где был твой отец, когда все это происходило?

Ох.

– Это совсем другая история. – И я так устала хранить все в себе. – Я говорила, что не жила с ним до этого. Но я должна была добавить, что ни разу его не видела до смерти матери.

Аврора раскрывает рот.

– Что? Почему?

– Тебе лучше спросить у Фредерика. Потому что я не решилась.

Моя соседка поджимает губы.

– Рейчел, тебя окружают sombreros de culo. Я хочу оградить тебя от них.

– Sombreros de culo… придурки? – улыбаюсь сквозь слезы. – Ты хороший друг. И теперь, я думаю, единственный, что у меня есть. Раз уж я выгнала другого друга сегодня утром, после того как он проехал сотни километров на автобусе, чтобы увидеть меня.

– Он просто приехал?

– У него сегодня день рождения, – бормочу я. – Я выгнала своего лучшего друга в его день рождения.

– После того как он пытался переспать с тобой против твоей воли.

Я закрываю лицо руками.

– Я могла бы сделать все лучше. Я не должна была позволять всему зайти так далеко.

– Не знаю, Рейчел. Может, мужчины просто делают это не ради тебя.

Поднимаю глаза, вижу взгляд улыбающейся мне Авроры и впервые за день смеюсь.

– Очень смешно.

Она допивает кофе.

– Если честно, я худший пример. Я не могу сидеть и говорить, как легко сказать «нет». Я позволила случиться многим вещам со своим парнем, которых не хотела.

– Правда?

Она не смотрит на меня, когда кивает.

– Absolutamente. И ни разу я не была этому рада. Понимаю, твое утро было поганым. Но гарантирую, ты бы чувствовала себя еще хуже, если бы позволила всему произойти.

– Он был… агрессивным? – вздрагиваю при мысли об этом.

– Вовсе нет. Но я говорила «да», когда хотела сказать «нет». Снова и снова. И чувствовала себя ужасно после! Видишь? Для тебя сейчас все не так.

– Ты переехала на другой континент, чтобы выразить свое «нет»?

Аврора сжимает мою руку.

– Именно так. Не поступай, как я. – Она глядит на выход из столовой. – Джейк видел этого парня, который приехал к тебе, да?

– Думаю, да.

– То, как он на тебя посмотрел. Словно лазеры в видеоигре. Смертельные.

Глава 17

Даже когда тебе грустно, домашняя работа никуда не исчезает.

Я перечитываю «Анну Каренину», а затем пишу лучшее сочинение в своей жизни. Надеюсь на это, во всяком случае. Однажды в библиотеке я нашла полку со старыми фотоальбомами Подготовительной школы Клэйборна. Мамин год, 1997, оказался в моих руках.

На фотографии выпускного года мама в блузке с ажурными рукавами и огромной улыбкой. Я настолько на нее похожа, что у меня перехватывает дыхание.

Я пролистываю каждую страницу той книги, ища другие ее фотографии. Ее нет на снимках спортивных команд, но я нахожу ее в клубе дебатов.

И – что удивляет меня больше всего – она появляется на групповом снимке двух десятков людей, который подписан «Джаз-группа и вокальный квартет». Однако у них нет инструментов в руках. Она никогда не говорила мне, что была в музыкальном кружке. Если она пела, то сказала бы в одной из миллионов наших бесед, когда мы обсуждали мой школьный хор.

Я ставлю книгу обратно на полку, зная, что скоро снова приду.

На улице холодает, и Фредерик возвращается в Лос-Анджелес. В его «Инстаграме» полно фоток с Эрни и ребятами из студии звукозаписи.