Полузабытая песня любви

– Я понимаю, что это… не совсем то, что всем хотелось бы услышать. Но не кажется ли вам странным, что все эти портреты Денниса – единственные, на которых изображен этот человек, – поступили в продажу только недавно и, по-видимому, от одного и того же продавца? И то, что они так похожи друг на друга и все-таки не совсем одинаковы?

– Согласна, это очень странно. Но достаточно увидеть технику рисунка, чтобы безо всяких сомнений опознать руку Чарльза Обри. Возможно, он порвал с этим Деннисом, кем бы тот ни являлся. Вероятно, Обри вычеркнул этого молодого человека из своей жизни еще до того, как погиб. И позволительно также допустить, что художник сам был недоволен этими рисунками, а потому спрятал их подальше. Наверное, именно поэтому они не были проданы им самим и только теперь настало их время.

– Думаю, это возможно. Но мне все равно трудно в это поверить.

– Ну, тогда позвольте мне познакомить вас с моим Деннисом. Кто знает, вдруг он поможет вам принять окончательное решение.

Она повела его по коридору в просторный кабинет, где стоял огромный письменный стол из полированного ореха, обращающий на себя внимание в первую очередь. Вдоль стен выстроились книжные шкафы, и там, где оставалось место, везде висели рисунки в рамах. Зак сразу увидел тот, на котором был изображен Деннис, и пошел к нему раньше, чем миссис Лэнгтон на него указала. Он, конечно, знал эту работу, потому что много раз видел в аукционном каталоге. Зак принялся разглядывать ее снова и почувствовал, что разочарование возрастает с каждой секундой. То обстоятельство, что он увидел оригинал, ничего не прояснило. Зак хорошо понимал, что миссис Лэнгтон внимательно за ним наблюдает, и решил приличия ради проявить к портрету больший интерес, чем он на самом деле испытывал.

– Вы не возражаете, если я его сниму со стены и поднесу к окну, чтобы получше рассмотреть? – спросил он.

– Конечно. Распоряжайтесь.

Рисунок находился в тяжелой деревянной раме, и Зак постарался ухватиться за нее покрепче, когда снимал со стены. У окна он стал поворачивать портрет, пока свет не лег на бумагу так, как ему требовалось. Зак обратил внимание на карандашные штрихи, подпись, еще раз констатировал неоднозначное выражение на лице молодого человека. Он изучал рисунок и ждал какого-нибудь откровения, но ничего подобного так и не появилось. И все-таки он никак не мог избавиться от ощущения, что портрет представляет собой не совсем то, за что себя выдает.

– Понимаю, это не бог весть какой шедевр, но я всегда полагала, что рисунок достаточно хорош, да и покупка оказалась выгодной, – проговорила Анни Лэнгтон, когда молчание затянулось. – Хотите я ненадолго выйду? – добавила она.

– Что вы, в этом нет никакой необходимости, – заверил Зак.

– Вы получили то, зачем приехали, да?

– Вообще-то, нет. А вам случайно не удалось выяснить, кто продал эту работу?

– Нет, хоть я и спрашивала. Мне, как и всем, тоже хотелось узнать, откуда вдруг появляются такие вещи. Обычно покупателям это говорят, но на сей раз все оказалось иначе. Полная анонимность. – Она печально покачала головой.

– Рисунок находился уже в раме, когда вы его купили?

– О нет. Рамы вообще никакой не было. Просто был скатан в трубочку и завернут в несколько грязных листов газеты. Можете себе представить? Совсем не лучшая упаковка для такого произведения. К счастью, газетные буквы отпечатались совсем немного, да и то не на лицевой стороне, а на обороте портрета.

– Завернут в газету? Значит, человек, который его продавал, кем бы он ни оказался, отнесся к нему безо всякого почтения… Вы не помните, какая это была газета?

–  «Таймс», кажется, но не могу сказать точно. Она не отличалась ничем особенным, номер вышел примерно за месяц до дня продажи. Я ее сохранила. Не хотите на нее взглянуть?

– Вы ее сохранили? Да, покажите, пожалуйста.

В душе Зак молился, чтобы листы принадлежали не центральному выпуску, а вложенному в него местному приложению.

– Знаете ли, насколько я понимаю, такие вещи становятся частью истории произведения, свидетельствуют о его происхождении, какими бы неуместными они не показались с первого взгляда. – Миссис Лэнгтон прошла к большому комоду и наклонилась, чтобы открыть нижний ящик. Из него она достала слегка придавленную трубочку, в которую была свернута газета большого формата. – Вот, пожалуйста, хотя, увы, не думаю, чтобы вам она сильно помогла.