Димити прекратила пение и взглянул на мать. Что-то заскреблось в глубине ее мозга, в глубине сознания. Какая-то тварь с остренькими коготками, оставляющими жгучие царапины. Крыса? Девушка резко села и принялась осматривать углы комнаты. Весь пол кишел крысами. Они извивались, корчились и изгибались от боли. Громко взвизгнув, Димити закрыла глаза ладонями.
– Нет! – выкрикнула она, и Валентина расхохоталась.
– Его чертова женушка явилась поискать муженька, я угадала?
– Нет!
– Может, теперь ты его забудешь? Он не вернется, а если даже это и произойдет, у него все равно есть жена. Обри не возьмет тебя замуж. – Валентина внимательно посмотрела на дочь, и ее лицо немного смягчилось от какого-то непонятного чувства, почти похожего на нежность. – Забудь о нем, Мици. Есть и другие. Не стоит из-за него так убиваться.
– Он вернется за мной. Чарльз обязательно это сделает! – продолжала настаивать Димити.
– Ну, тогда как знаешь. – Валентина резко встала. – Чертова дура.
Димити прождала зиму, потом весну. Она скрылась из дома, когда Валентина захотела познакомить ее с седым мужчиной, подвижным и худощавым, который смотрел на нее такими откровенно голодными глазами, что казалось, будто от одних взглядов на коже останутся синяки. В тот раз Димити не возвращалась два дня и две ночи, проведя это время почти без сна и еды. Она пела песенки и гнала из головы страшные мысли. Снова и снова уверяла себя, что Чарльз к ней вернется. Так в конце концов и произошло.
Когда это случилось, лето было совсем близко. С наступлением сумерек Димити поднялась на холм неподалеку от «Литтлкомба» и стала вглядываться в даль. Ее вахта продолжалась так долго, что заболели ступни, а в затекших икрах начало покалывать, будто в них кто-то втыкал иглы и булавки. Димити смотрела, пока не забыла, зачем это ей нужно. Теперь требовалось немало времени, чтобы события из внешнего мира могли проникнуть сквозь панцирь ее спокойствия. К числу их относились слова матери, взгляды людей, которых она встречала в деревне, встречи с Уилфом Кулсоном. Речь ее прежнего товарища напоминала теперь какой-то неразборчивый звук, отрывистый и дребезжащий, который раздражал уши, так что она поворачивалась и уходила всякий раз, когда видела Уилфа. Поэтому миновало не менее получаса, в течение которых Димити стояла как вкопанная, пока до нее наконец не дошло, на что она смотрит. Свет! В окне комнаты на втором этаже «Литтлкомба» горел свет, говоривший о том, что все мечты сбылись и на все молитвы получен ответ. Димити медленно направилась вниз, к дому. Спешить было незачем. На сей раз он останется. Теперь он ее не покинет, и у них впереди уйма времени. Димити прошла в дом, поднялась по лестнице и, толкнув, открыла дверь спальни. Чарльз был там. Он ждал ее, как она и предполагала.
Запах его чувствовался повсюду. И хотя сам Чарльз хранил молчание, этот запах радостно ее приветствовал. Обри сидел рядом с кроватью на стуле, опустив голову на грудь, зажав сцепленные руки между коленями, поставив ступни рядом, как школьник. Одежда на нем была уродливая, рваная и грязная. Не по размеру большой пиджак из толстой шерстяной ткани, вельветовые брюки, порванные на коленях, треснувшие ботинки без шнурков. Тело стало более худым, угловатым. Плечи и локти, колени и скулы заострились. Они словно выпирали наружу. Волосы слиплись от грязи, щеки покрывали спутанные бакенбарды. Вдоль правой скулы шла рана. Кровь, вытекшая из нее, почернела и прилипла к коже. Порез выглядел глубоким и опасным. Димити показалось, что в нем проглядывает посеревшая кость. Здесь нужен окопник, сразу подумала она. Соленая вода, чтобы очистить рану, и окопник для того, чтобы она затянулась, когда Димити ее зашьет. Она подошла к Чарльзу, опустилась на пол и положила голову ему на колени. От них пахло испражнениями и мочой, а еще – болезнью, страхом и смертью. Димити это не волновало. Она ощущала под брюками его бедро, и все было прекрасно.
– Я сбежал из армии, – сказал Обри спустя какое-то время, показавшееся ей вечностью.
Димити посмотрела на него и коснулась кончиками пальцев его искаженного отчаянием лица. Ее сердце всецело принадлежало ему и билось только для него. Ей хотелось забрать его себе и никому больше не отдавать. Глаза Чарльза странно поблескивали. В них горел лихорадочный огонек, которого она никогда раньше не видела. Было похоже, что перед его мысленным взором стоят какие-то ужасы, о которых он тщетно пытается забыть. Он не произнес ее имени и, кажется, не удивился, когда она вошла.
– Я сбежал из армии, – снова сказал он.
Димити кивнула и разразилась в ответ быстрыми счастливыми рыданиями. Наконец-то Чарльз стал свободен.
– Да, ты это сделал, любимый, и теперь я стану о тебе заботиться… Я сейчас схожу в «Дозор» и принесу все необходимое для того, чтобы обработать порез на твоем лице. Мне нужны иголка с ниткой и соль, чтобы промыть рану.
Она собиралась встать, но он схватил ее за запястье молниеносным, как бросок змеи, движением: