Полвека в океане. История рыбных промыслов Дальнего Востока в рассказах, очерках, репортажах

Вчера интереснейшую сцену из корсаро-браконьерской жизни наблюдал. В район работы трёх супер-траулеров подошёл сторожевик пограничный (позывной «Вельбот»). Рыбаки давно его тут знают и не боятся, даже японцы. И вдруг оказывается, что на его борту притаился инспектор Сахалинрыбвода. «Вельбот» спустил шлюпку, и инспектор пошёл на РТМС «Новобобруйск», а «Новоасбест» и мы тем временем под покровом тумана (как в детективном фильме!) стали по-быстрому мотать удочки – выбирать тралы, что я и услышал, сидя в каюте – натужный скрип супер-троса гини. Когда я поднялся на мостик, гонка была в разгаре – мы с Охотоморской стороны влетали в пролив Фриза, распоров ножом часть трала, чтоб избавиться от рыбы, а буквально в кабельтове от нашей кормы гнал форштевнем пенный бурун выкрашенный темно-шаровой краской «Вельбот». Он кричал нас на 16-м, международном, канале «Рейда», стрелял красными ракетами, семафорил прожекторами, а мы выжимали из двигателя всё, чего уже и жать нельзя – шли 13 узлов. Он как будто стал приближаться, и капитан заметался: – Быстрей убирайте с палубы рыбу и трал, быстрей, мать вашу!.. Потом побежал, надел парадную форму, побрился. Заволновался и нач. промрайона Борис Григорьевич Богаевский, который вместе с замом и помом на днях перебрался ко мне. Прихватят на браконьерстве пароход вместе со штабом промрайона – вот «коза» будет! Больше часа шла погоня. Вырвались из пролива в океан, и навстречу пошла крупная зыбь. Это и спасло «Новосокольники»: сторожевик небольшой, его, видно, здорово бить стало по скулам, и он, так и не узрев нашего имени и бортового номера, затёртого кранцами на швартовках, развернулся и ушёл. А по «Т. океану» как раз в эти минуты звучал мой репортаж о славном экипаже РТМС «Новосокольники» и его доблестном капитане.

Последний день весны! Море ласковое, нейлоновое, небо в высоких, насквозь просвеченных солнцем облачках, на горизонте – молочно-голубой профиль гористого берега. Это Шикотан, к которому загнал нас «Вельбот» и где почти нет минтая.

Шторм 13 баллов (фрагмент дальневосточной были)

Не первый год у берегов Приморья ловят эту мышастую, но голубоглазую, тресковой породы, но по вкусу много хуже трески, да что там, просто безвкусную рыбу, и даже имя у неё невкусное – минтай. Шибает от него технарством, чем-то машинным, неживым, несъедобным. Минтяжмашем. Минтай… Министр тайн, что ли? Хотя основная «тайна» его – на поверхности: он вездесущ, его ареал – почти от субтропиков (может, он министр Тайваня?) до заполярья. А главное, плодясь с микробной быстротой, он заполоняет моря, уже процеженные сетями и опустошённые человеком дотла. Причём, «тла», как на пожарище, остаётся на дне морском буквально навалом: это многие тысячи тонн гниющей рыбы, пойманной, но так и не попавшей в бочки и банки по причине вечного дефицита этих самых бочек, банок, соли, консервантов, приёмных и транспортных ёмкостей, в общем, по одной устойчивой, увы, причине – хронического дефицита мудрости у нашего «мудрого руководства».

Если вообразить себе могучего великана, Святогора-богатыря, в кармане которого умещался Илья Муромец вместе с конём, а «мудрое руководство» представить в виде головы Святогора, не разбирая дорог бредущего по родной земле напролом, то такой пойдёт по ней треск и шум, замутятся озера и реки, богатырские следы начнут медленно заполняться слякотью топей да болот. Там, в этих следах, зашевелятся инфузории «в туфельках», личинки, головастики. Жизнь пойдёт, считай, с нуля. И очень-очень-очень долго не будет лесов и рек, птиц и рыб…

Рыба минтай удивительно и подозрительно похожа на саранчу, а паче того – на головастика. Хотя японцы и из нее ухитряются делать разные вкусные весьма вещи…

Рыболовный сейнер «Тур» недавно ещё ходил в дальние промысловые рейсы, в океан, где добывал серебряную сельдь и «ночную жемчужину» сайру, рыже-полосатого, как тигр, морского окуня-терпуга и донную, раздавленную в лепёшку многотонным слоем воды, вкусную «морскую курицу» камбалу.

Рыбачил «Тур» у Камчатки и Курил, у Японии и Кореи. Но стар он стал, одышлив дизелем, скрипуч рёбрами-шпангоутами, прохудился местами и корпусом. В мачтах и снастях запело, кажется, и заплакало: «Бы-ыли-и-и когда-то и мы-ы ры-са-ка-ми…»

Частенько теперь, когда перевели «Тур» на прибрежный лов, когда Регистр задробил ему выход в открытое море, радист Валька, по прозвищу Мракобес, певал вот так под гитару про этих самых ры-са-ков.