Полвека в Туркестане. В.П. Наливкин: биография, документы, труды

Не оттолкнем от себя этих людей; не оскорбим их на первых же шагах недоверием к их искренности; не лишим себя тех, кто хочет и может помочь нам в предстоящей тяжкой, колоссальной работе, ибо

«в единении сила».

А потому, во имя этого единения, нужного нам для того, чтобы быть сильными, отвернемся от старых форм национализма, селивших среди нас, при павшем режиме, ужасы национальной розни, национальной вражды, старательно разжигавшихся клевретами наших тиранов, видевших в этом свою силу, пользовавшихся этим гнусным средством для достижения своих гнусных целей:

безнаказанно сосать народную кровь.

Отвернемся от всего этого: с корнем вырвем из недр зазеленевшей нивы обновленной России этот политический плевел, дабы не было среди нас

«ни эллина ни иудея»;

дабы здесь, в исконной стране ислама, не нарушались заветы и мусульманского пророка, сказавшего:

«мир есть доброе дело[689]»,

и Моисея, завещавшего всем нам, и евреям, и мусульманам, и христианам:

«возлюби ближнего твоего, яко сам себя»[690].

Но и те, кто идет ныне к нам, протягивая руку дружбы и братского сотрудничества, пусть и они, с своей стороны, будут искренни, и не одними устами только, но и умом и сердцем скажут себе, что они были не правы, «ненавидя» нас.

Да поймут они умом и сердцем, просветленными лучами восшедшего солнца Свободы и Правды, что мы и наши погибшие товарищи незаслуженно терпели от петли виселиц, от пуль расстрелов, от кандалов, от тюрем и от иных гонений за то только, что мы искали:

«свободы, равенства и братства».

Итак, «и радостию друг друга обымем, рцем братия и ненавидевших нас простим».

Да совершится все это взаимно. Да будет отныне на необъятной и многоплеменной Руси:

«едино стадо и един пастырь».

И пусть этим пастырем будет желание каждого из нас: быть человечным.

Туркестанские ведомости. 1917 г. № 59. Вторник. 14(27) марта

Младосарты и женщина

На днях мне пришлось в обществе туземцев, состоявшем главным образом из младо-сартов, в настоящее время являющих собой передовую, наиболее интеллигентную, как в общем, так и в политическом отношениях, часть туземного общества, говоря о политических злобах ближайшего будущего, коснуться того, как наиболее сознательные из их сородичей относятся к разрешению женского вопроса в недрах их, мусульманской, жизни.

Но, прежде чем передать читателю слышанное мною по этому поводу, я нахожу необходимым сказать несколько слов о туземной женщине, жизнь которой для наибольшей части русских все еще остается на положении некоторой terra incognita[691], о которой, за неимением сколько-нибудь достоверных сведений, наши соотечественники зачастую передают друг другу легенды, не имеющие почти ничего общего с действительностью.

Наблюдая эту жизнь в течение сорока слишком лет, приходится сказать, что замкнутость туземной женщины, зиждящаяся не только на религии, сколько на обычае, на том, что Спенсер так метко назвал обрядовым правительством на практике в громадном большинстве случаев выражается лишь в ношении покрывала, в обязательстве скрывать свое лицо от взоров посторонних мужчин, причем число посторонних, в зависимости от большего или меньшего числа родственников, для отдельных женщин колеблется в очень больших пределах.

Кроме того, настоятельность, педантизм этих требований этикета повсеместно в Туркестанском крае значительно падает по мере удаления от городов, а еще более по мере приближения к границам киргизских стойбищ, где женщина пользуется такой же свободой, как и у нас.

В большинстве случаев подвижная и энергичная, словоохотливая до степени болтливости и нередко в высокой степени красноречивая, в этом отношении сартянка подобно тому, как это наблюдается среди малороссов, например, нередко является противоположностью всегда степенного, солидного и по большей части малоподвижного туземца-сарта (в отличие от туземца-киргиза). Нередки случаи, когда она является почти абсолютным вершителем семейных дел, ибо и сам шариат рекомендует мужу не предпринимать ничего, не посоветовавшись с женой.

Вместе с тем степень того педантизма, который проявляется в отношении замкнутости женщины, в особенности в Фергане, наибольшая в средних слоях туземного общества, значительно падает в среде беднейших под влиянием недостаточности технических средств выполнения этого рода требований, и в наиболее богатой под влиянием тех относительно свободных нравов, которые остались в наследие от привольной жизни ханских дворцов прошлого времени.

Такова, конечно, в самых общих чертах, та конъюктура, среди которой ныне в спешном порядке в умах передовой части туземного общества слагается представление о формах, которые, по их мнению, должны бы принять разрешение женского вопроса в их, туземной среде.

Они говорят приблизительно так: отныне туземная женщина, наравне с нами, мужчинами, стала свободным, полноправным гражданином нашего великого Отечества.