Читаем Полынь на снегу (Повести, рассказы) полностью

Цех, где работала бригада талалихинцев, внешне был похож на любой цех любого хорошего завода. Станков было много, но стояли они в строгом порядке, не мешая друг другу. Слободкин заметил это сразу. У него на заводе до такой рационализации руки еще не дошли. Правда, были на то свои причины. Его завод новоселье справил осенью сорок первого в чужом городе. Сперва вообще под открытым небом работали. Сергей этого сам не видел, но когда после госпиталя перешагнул первый раз порог девятого цеха, то ужаснулся. Теснота, земляной пол, холод, стены, густо беленные инеем. А тут ничего, тут можно план выполнять! Сергей шел по пролету между стоявших в идеальном порядке станков и с чувством некоторой ревности присматривался и прислушивался ко всему, что происходило в цехе. К тому, как ровно гудели станки, к тому, каким щедрым светом было залито все вокруг — и вращавшиеся патроны самоточек, и ловкие, быстро сновавшие руки ребят. Да, это были именно ребята, мальчики. Самые настоящие. Неизвестно даже, успели ли они кончить курс мудрых рабочих наук в ФЗУ. Вон тот, например, вихрастый. Мужичок с ноготок! Только пиджак на его плечах большой, наверное, отцовский — от этого парнишка еще меньше кажется. Откуда у таких силы берутся? Станок и так огромный — перед таким «с ноготок» громоздится и вовсе горой.

— Теперь на многих заводах так, — сказал Ломидзе, — я побывал кое-где. И у вас, думаю, то же самое.

— И у нас, — согласился Сергей. — Только там мы ко всему привыкли — эвакуация!

— В Москве не лучше.

Разговаривая, Ломидзе и Слободкин ушли в самый дальний конец цеха, но нигде спящих людей возле станков не обнаружили.

— Ну где же они? — спросил Ломидзе у Савушкина, который плелся следом.

— Не видите? — ответил тот недоверчиво. — Да вон они, вон туда гляньте, повыше…

Ломидзе и Слободкин запрокинули головы и только тут заметили — под самым потолком цеха была натянута проволочная сетка, предназначавшаяся для каких-то технических целей. В ее насквозь просвечиваемом огромном гамаке тут и там чернели свернувшиеся калачиком фигурки мальчишек. Как они забрались туда, было непонятно.

Ломидзе и Слободкин молча переглянулись. Савушкин затараторил:

— Не хотят ничего! Мы давали им паклю, ветошь — не надо, говорят, и так тепло. Оно и верно, если разобраться: теплый воздух от станков поднимается, согревает… Мы им сто раз предлагали…

— Кто это «мы»? — сухо спросил Ломидзе. — И что вы им «предлагали», если сами считаете, что спать на голом железе даже лучше?

Секретарь обиделся:

— Когда припечет с планом, и я иной раз в этот гамак заваливаюсь…

— У нас иногда на войну списывают все беды, все тяготы! — едва сдерживаясь, сказал Ломидзе. — Даже то, что происходит от нашей лени, косности, равнодушия к людям… Так кто же все-таки «мы»? Комитет комсомола?

— Почему комитет? — Савушкин развел руками. — Мы все вообще. Цех…

— Не надо свою вину на других валить, Савушкин! Не надо!

Тон Ломидзе становился все более непримиримым. Не «товарищ секретарь», не «товарищ Савушкин», а именно «Савушкин» — одно голое слово, как тело на железе без всякой подстилки.

Слободкин понял, что Савушкину несдобровать. Решил вступиться за него, попробовал сказать что-то смягчающее. Куда там!

Выручил старик мастер. Увидев, что комсомольского секретаря отчитывают какие-то незнакомые люди, подошел, поздоровался с Ломидзе, со Слободкиным, даже Савушкину демонстративно протянул руку, давая этим понять, что его в цехе знают и уважают.

— Вы насчет ребят? — без лишних слов спросил мастер. — Я вам так скажу — общежитие на Стромынке, а мы где? То-то! Два часа туда, два обратно. И ребятам плохо, и заводу один урон. Вот и не протестуем. Я человек семейный, дом у меня есть, а сколько раз ночевал на этих полатях! И рабочая сила все время под рукой. Надо смену поднять — только свистни! Хотите испробовать?

— Нет, что вы! Пусть снят, — запротестовал Ломидзе. — Уморились ведь. И шума не слышат?

— Какое! — махнул рукой мастер. — Это им словно дождь по железной крыше. Усыпляет! Вы из ЦК, что ли?

— Откуда вы знаете? — удивился Ломидзе.

Старик ухмыльнулся:

— Если не буду знать, кто у меня в цехе, какой я к шуту мастер? Савушкина проверяете? Ну что ж, проверьте, проверьте, прорех у него сколько хочешь. И про обещанные ребятам ордера позабыл, забегавшись. Но мы исправим это дело. А в остальном вашей вины больше.

Ломидзе еще более удивленно глянул на мастера.

— Верно слово! Помогли бы с общежитием, и виноватить бы никого не пришлось.

— Но вы же знаете, в Москве… — попробовал возразить Ломидзе.

— Знаю, знаю, все знаю, в Москве и с этим трудно, и с тем нелегко. А ты все равно «найди и доложи», так, что ли, в армии говорят? — Старик перевел взгляд на Слободкина.

— Говорят, — поддакнул Сергей.

— Понял намек, — помолчав, согласился Ломидзе. — Подумаем насчет общежития. Обязательно подумаем.

— Вот это серьезный разговор серьезных людей! — обрадовался мастер. — А на полати я вас все-таки подыму. Не беспокойтесь, ни один не проснется, как пить дать.

Мастер подвел Ломидзе и Слободкина к темной стене, показал на вделанные в нее железные скобы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза