Полынь (СИ)

Накинутый на плечи лёгкий полосатый халат сбросил небрежным движением. Не глядя. Мало ли есть кому подхватить. Подхватили. И халат, и папаху, и кушак, и камзол. Он сел на край топчана, застланного чиёй*. Вскочил, скорчив гримасу отвращения. Циновка заменилась паласом. Он сел. И протянул рабу левую ногу. Правую ногу. Пошевелил освобождёнными от сапог подошвами.

Байирр не глядел ни на кого. Все глядели на него. Женщины - с тех мест, где их застал приход нежданного гостя. Хозяина. Таша – над вышивкой. Рабы – не отрываясь от уборки. Они глядели во все глаза, не шевелясь. Будто завороженные.

Не спускали с него глаз. Ловили движение, мимику, жест – чуть приметные, как дуновение летнего ветерка, и волшебно их угадывали. Чтобы не получить пинок в зубы. В грудь. В живот. Куда не попадя, потому что пинают не глядя. А если сбивают с ног, то топчут сапогами.

Лишь святоше и вспоминать ничего не надо было. Он дождался своего часа. Он порхал, как мотылёк. Сначала безмолвный от радости. Потом возносящий щедрые молитвы благодарения Богам Предвечным. Он уменьшил свой рост согбенной спиной. Казалось, пожелай Байирр, он на животе заползает.

Байирр пил чай, громко хлюпая. Кидал в рот сразу несколько засахаренных орешков-казинак. Перемалывал их с треском зубами. Диким, исподлобья, взглядом удостаивая своих домочадцев. И снова кидая казинаки в рот. Эту идиллическую картину прервал истерический женский вопль с улицы. Война.

Байирр доволен:

- Большааааая война началась. Слава Богам!

Дребезжащим тенорком подхватил святоша:

- Слава Богам!

- Демон возмездья широко крылья раскинет.

- Раскинет.

- Ишгаузы не дураки.

- Не дураки.

- Пусть силу их оружию Боги дадут.

- Боги дадут.

Совершенно поглупел от счастья святоша. Ему милостиво разрешается присесть рядом. Он чуть опирается задом о край тахты.

- Теперь Кебет у меня попляшет!

- Попляшет! – хмелея больше Байирра, соглашается приспешник.

И получает тычок рукоятью хлыста:

- Переодеться. Домашнее.

- О Боги… Боги всесвятые, - шепчут жёны Байирра. – О Боги! Небеса предвечные…

Не зная, чего просить у Богов.

Три раза подули за ворот своих платьев. Богов всесветлых можно поминать через слово. Про нечистого молчат. Но водится, подслушивает. То хорошо-хорошо, потом – сто напастей.

***

Вот они – сто напастей. Даже тысяча. Сто тысяч. Стоят под станами древней Ауминзы. Застят сладкий воздух степи тяжелым смрадом прогорклого бараньего жира и немытых тел. Водится нечистый дух. Существует.

На многие парсанги растянулось кочевье ишгаузов. Шли, взметая пыль. Тысячные косяки лошадей. Табуны теке. Отары овец. Тянулись, неимоверно скрипя сплошными деревянными колёсами, обозы с несметной добычей, с войлочными кибитками. Подобно саранче было нашествие – мёртвая земля оставалась там, где проходили ишгаузы.

По ночам налетают тёмные тени на войлочные кибитки. Горят шатры вождей ишгаузов. Щёлкают тетивы, свистят в ночи стрелы. Захлёбываются в крови тысячники и сотники ишгаузов. А тёмные тени снова растворяются во мгле ночной степи.

Опускаются невидимые во тьме мосты через каналы. Дробным эхом отдаётся от древних стен топот копыт тонконогих теке. Открываются тайные проходы, впуская защитников. Тут же закрываясь снова, сливаясь с жёлтыми стенами. Чтобы следующей ночь снова открыться, выпуская погибель ишгаузов. Капля в море. Но и она камень точит.

Но долго это продолжаться не могло. Тысячи тысяч ишгаузов принесли песок в своих лохматых шапках. Засыпали каналы, несущие к Ауминзе благословенную подать Богов – воду Арсу. Воздух стонал от жара пылающей степи. Но стены цитадели стояли неприступными. Уже были сожжены все дома в округе. Выпотрошены древние храмы с дарохранительницами. Сметёны были уже даже руины дворцов знати.

Лишь имение дома Таллах стояло нетронутым ни огнем, ни людьми. Со стены смотрел Кебет на дом предков, и плакала его душа.

Но армию надо кормить. А ишгаузы уже разорили на сорок дневных переходов всю степь вокруг. Урожая не было – конница вытоптала плодородные поля. Вырубила сады и виноградники на топливо для костров. Вода уходила из пересыхающих колодцев, которые дикари не умели чистить. Арыки и полноводные каналы тоже были уничтожены. Цитадель незыблема. Её не взять ударом в лоб. Осада затягивалась. Держать в повиновении дикую вольницу невозможно. Голодные люди делают глупости. Мадий* – вождь племенного союза ишгаузов, - начал терять терпение.

***

В южной стене цитадели были ворота. Потайные ворота. Мало кто знал о существовании этих ворот. На беду Ауминзы и её шада о тайных воротах Байирру рассказал когда-то отец. Старшего из рода Таллах часто призывал старый шад. Прося совета. Отсрочки долга. Тёмными ночами приходил он во дворец, поворачивая во тьме скрытые рычаги, сделанные искусными инженерами. Старший из рода Таллах надеялся, что старший сын его будет такой же опорой для нового шада.