Полынный мед (главы из романа)

На пороге стоял Витка Шубин и нагло улыбался.

- Ты что, вконец одурел? - опешил Алексей. - Знаешь, который час?

- Он у тебя, - не слушая однокашника, сказал Витька.

- Кто?

- Черт.

- Нет, ты положительно рехнулся? Какой черт?

- Ага, а глазки забегали, - зло ощерился Шубин. - Ну-ка...

И он бесцеремонно оттолкнув Никулина, ворвался в прихожую.

- Стой! - зашипел Алексей. - Мать разбудишь.

Но Витьку, похоже, сейчас мог остановить только бульдозер. В два прыжка он преодолел не очень-то длинный коридор и влетел в комнату. Алексей бросился следом и замер на пороге.

Черта в комнате не было, как не было и подноса с пустыми чашками. Даже "Фауст" стоял в шкафу на своем обычном месте.

"Конспиратор", - с уважением подумал о черте Алексей, но вслух сказал:

- Ну что, удовлетворил свое любопытство? А теперь выметайся, иначе схлопочешь.

- Да подожди ты, - как-то сразу скукожившись, пробормотал Витька. Плохо мне что-то, дай отдышусь.

И он, не дожидаясь разрешения, плюхнулся в кресло, еще не успевшее остыть от волосатого зада Леонарда.

Алексей плотно закрыл за собой дверь и тоже присел.

На физиономии Шубина явно читалось сожаление о чем-то, уже почти положенном в карман, но неожиданно утерянном. Алексею это было понятно, но вот странными были оттенки облегчения, блуждающие в уголках витькиных губ и явно указывающие на тот факт, что что-то страшное у человека осталось позади. Будто он сбросил со своих плеч непомерный груз, и к тому же готов рассказать каждому встречному, как ему ловко удалось это проделать. Алексей не ошибся.

- Ты представляешь, - сказал Витька, - мы его уже почти зажали в угол, ума не приложу, куда он делся.

- Кто?

- Да черт же, черт побери!

- А-а-а. Так ты свою бредовую идею не оставил? - хмыкнул Алексей.

- Она не бредовая.

- А хочешь докажу?

И Алексей слово в слово пересказал слова Леонарда о кладах, которых физически в советское время быть не могло. Странные рассуждения черта о его деловых отношениях с Гермесом он, естественно, опустил.

Шубин долго искал дар речи, а когда нашел, тихо промямлил:

- Ты ж меня под корень подрубил, ты ж, можно сказать, на взлете меня подстрелил. Господи, сколько труда, сколько сил впустую положено... А что я Гоге скажу?

- Кстати, а где он?

- Домой пошел. Обиделся на меня. А я вдруг вспомнил, что когда мы возле дома черта зажали, только у тебя на кухне свет и горел, да балкон был нараспашку. Вот и решил проверить. Лучше б не делал этого.

- Знал бы где упал, соломки натаскал.

Витька зло ощерился, но спросил вполне миролюбиво:

- Слушай, а может, хоть один, самый завалящийся, но где-то есть?

- Кто?

- Ни кто, а что. Клад.

- Не думаю, - уверенно ответил Алексей.

- Господи, а как все хорошо начиналось. Классически, можно сказать, застонал Шубин.

И его вдруг понесло. Брызгая слюной, он взахлеб начал рассказывать о своих приключениях, о первой в истории человечества охоте на черта, о своих мечтах, мыслях, о том, как законно, непременно законно, получит большую часть клада, о разработке немыслимой операции.

- Вот ты, к примеру, с чего бы начал? - неожиданно спросил он Алексея.

- В смысле? - не понял тот.

- Ловить как бы ты его стал? Способы знаешь? Небось изобретал бы велосипед.

- Зачем? Порылся бы в литературе, - невольно включился в игру Никулин, - наверняка есть какие-то методы.

- Грамотный, - почему-то недовольно пробурчал Витька. - Я, между прочим, к этой мысли тоже пришел. Только в отличие от тебя я не дурак самому в книгах копаться. Сунул в лапу одной грымзе из институтской библиотеки, и она через пару дней мне справочку подготовила - пальчики оближешь! И ссылки на авторов, и исторические примеры и даже какие-то цифры с формулами. Вот эту справку я вдоль и поперек изучил. До хрена, правда, не понял, но кое-что для себя вынес. Выходило, черти чаще всего любят сходки устраивать на перекрестках, колокольнях, в банях, омутах да старых заброшенных домах, особливо, если прежний хозяин того дома руки на себя наложил. Правда, были и другие зацепки, но я решил оставить их про запас. И знаешь, что самое обидное? Прежде чертей тьма-тьмущая по Волопаевску шарилось, а как понадобились - ни одного.

Мы с Гогой полдня на перекрестке Ленина и Крупской проторчали. Думали, место оживленное, значит там чертей скорее всего и увидим. Кого только не зрели: и инопланетян, и леших с кикиморами в обнимку, и татарчу во главе со своим джагуном. Даже Ивана Сусанина видели с поляками, ох, он и лапшу им на уши вешал, заслушаешься. Мы с Гогой едва сами за ним не увязались да, слава Богу, про клад вовремя вспомнили. А чертей, мать их за ногу, все нет и нет.

Короче говоря, отправились мы после обеда на колокольню, что при храме Спаса-Рукавички-Про-Запаса. Залезли, устроились в уголке, сидим, курим. А жарко там, как в аду. Солнце-то колоколенку насквозь простреливает, не укроешься.

Час просидели, потом Гога и говорит:

- Пойду мынэралки куплю. Ба-аржоми. Нэ то от жары свыхнёмся.

И только он шаг сделал, как из лаза голова высовывается: рожа мохнатая, глаза лютые и волосы дыбом торчат. Гога как заорет:

- Вот он! - хвать его за уши да давай к себе тянуть.