Помню, когда онъ выговорилъ эту фразу я опустилъ голову: въ голос? его заслышались какіе-то «офицерскіе» звуки, какъ я ихъ опред?лилъ впосл?дствіи. Я ихъ слыхалъ и потомъ, но подъ другой формой, когда графъ уже стыдился употреблять въ серьезъ слово: «дворянинъ». Въ этотъ же прі?здъ прорывалась и его, тоже офицерская, простота обращенія. Онъ вдругъ, ни съ того, ни съ сего, началъ мн? разсказывать, какъ онъ славно воевалъ подъ Силистріей и подъ Севастополемъ; осада, съ ея бойней, выходила у него чуть не балетомъ, съ заманчивой перем?ной декорацій, со стеклышкомъ ярмарочной панорамы, въ промежутокъ кутежей и пьяныхъ вспышекъ глупой отваги. Но фанфаронства не слышно было; не слышно было и бездушія, а такъ что-то гвардейское, стихійное, д?тское. И вдругъ онъ словно спохватится и скажетъ что-нибудь хорошее, но это хорошее взято точно совс?мъ изъ другаго ящика, откуда-то имъ вычитано, или заучено съ голоса, или же надумано уже впосл?дствіи, когда нельзя было все переворачивать военныя картинки «райка».
На второй день своего пребыванія на хутор?, графъ, условившись со мною ?хать на б?говыхъ дрожкахъ, ч?мъ св?тъ, смотр?ть всходы проса, что-то опоздалъ, такъ что я долженъ былъ его разбудить. Онъ ночевалъ, по собственному выбору, въ передбанник?, на с?н?, покрытомъ ковромъ. Подхожу къ двери и стучусь. Дверь заперта на внутреннюю задвижку. Слышу, — вскакиваетъ онъ врасплохъ, окликнулъ меня хриплымъ голосомъ и не сразу отворилъ дверь; я дожидался минуты дв?-три. Вхожу — и меня тотчасъ-же озадачило лицо графа. Онъ усп?лъ уже наскоро од?ться и облить всю голову водой. Лицо отекло и глаза смотр?ли воспаленно, щеки покрыты были особой бл?дностью, какой я у него не зам?чалъ до того. Поздоровался онъ со мною пріятельскимъ тономъ, но словно ст?снялся ч?мъ-то. На полу, около того м?ста, гд? онъ спалъ, стоялъ раскрытый погребецъ. Мн? показалось, что одинъ изъ граненыхъ графинчиковъ (безъ пробки) былъ пустъ, отъ графа, какъ-будто, шелъ запаха рома. Я подумалъ тутъ-же: — «Неужели онъ испиваетъ втихомолку?»
Графъ наскоро докончилъ туалетъ и чрезъ н?сколько минутъ вошелъ въ свою обычную тарелку; дорогой много и очень гладко говорилъ и о трехпольномъ хозяйств?, и о мельчаніи дворянскаго сословія, и опять объ «ней», т. е. крестьянской вол?. Онъ собирался д?йствовать въ губернскомъ комитет? и развивалъ мн? на словахъ свои будущія «записки и мн?нія». Я больше отмалчивался, видя, что онъ самъ блуждаетъ въ какомъ-то лже-либеральномъ туман?, а за свои «земельныя права» держится не хуже гусара Лессинга, который мн? уже отр?залъ разъ:
— Мн?, батенька, чортъ ихъ подери, вс? эти души-то хрестъянскія; я и съ хуторами не пропаду — иди они на вс? четыре стороны, никакихъ я обязательныхъ отношеній знать не хочу!
А годика черезъ три, сказать мимоходомъ, и онъ пошелъ въ посредники, учуявъ плохо-лежащія полторы тысячи рублей; да еще въ красныхъ очутился. — Графъ все говорилъ; а я, н?тъ-н?тъ, да и вспомню про утренній расплохъ и запахъ рома.
«Неужели, думалъ я, трясясь позади его на осяхъ б?говыхъ дрожекъ, у этого кровнаго аристократа (такимъ я тогда считалъ его) есть какое-нибудь ядовитое горе, и онъ заливаетъ его водкой, что твой посл?дній хуторской батракъ?»
Мн? казалось въ ту пору, что у такого благовоспитаннаго челов?ка, говорившаго о севастопольской войн? языкомъ изящнаго и бойкаго адъютанта, не можетъ быть никакихъ затаенныхъ вещей: порока-ли, страсти, зазнобы или хронической душевной хандры.
Графъ опять заторопился; вс? мои хозяйственный предложенія на сл?дующую осень и зиму безусловно одобрилъ и на прощанье сказалъ мн?:
— Вы, однако, добр?йшій Николай Ивановичъ, подумайте немножко о себ?. Вамъ нужно осв?житься хоть нед?льку-другую. На Святки прі?зжайте погостить къ намъ. Мы проведемъ зиму въ Москв?. Графиня будетъ весьма рада съ вами познакомиться.
Вотъ все, что я отъ него слышалъ о жен?. Несмотря на свою словоохотливость, онъ до сигъ поръ не касался ни своего семейства, ни даже своихъ личныхъ житейскихъ испытаній. Онъ только разсказывалъ или резонировалъ, но не изливался. Изліянія пришли гораздо позже. Онъ даже ни разу не намекнулъ мн? на то, что и онъ учился въ университет?, и о своемъ Георгі? не упоминалъ. Меня это изумляло. Я думалъ: «полно, не совралъ-ли Стр?чковъ?» Но Стр?чковвъ не вралъ, и графъ былъ д?йствительно георгіевскій кавалеръ.
«Вотъ, говорилъ я про себя, проводивши своего «патрона», какую выдержку им?ютъ эти «господа»; не то, что нашъ братъ. В?дь поживи зд?сь графъ лишній денекъ, я бы, нав?рняка, сталъ съ нимъ разглагольствовать о собственной особ?; а моя особа нисколько не занимательн?е его особы».