Смущеніе однако прошло, какъ только кибитка подъ?хала къ крыльцу графскаго дома. Эти насл?дственные родовые хоромы, за палисадникомъ, съ гербомъ надъ фронтономъ и съ массивными колоннами мезонина, сразу пов?яли на меня настоящимъ московскимъ духомъ. И внутри дома все дышало родовымъ барствомъ. Прі?халъ я часу въ третьемъ дня, и въ передней, гд? меня уже ждало лакейство, мн? «доложили», что ею сіятельство «изволили вы?хать»; но «ея сіятельство у себя и просятъ пожаловать въ угловую, когда вамъ будетъ угодно». Посл?дняя фраза: «когда вамъ будетъ угодно» смахивала на приказанье; но нужно же было явиться по начальству, не въ трактиръ же я въ?халъ. Поднялся я въ антресоль, нашелъ тамъ дв? низковатыя, но весьма уютныя комнаты, съ разными даже зат?ями, наскоро од?лся и послалъ «доложить» ея сіятельству, что я направляюсь въ угловую. Проходя большой залой съ желтыми оконными занав?сками, отд?ланную «подъ мраморъ», я огляд?лъ себя въ зеркало; такого зеркала въ раззолоченой рам? мн? еще не приводилось вид?ть. Смахивалъ я въ ту пору на настоящаго управителя: долговязый, сухой малый, съ рыжеватой бородой и безпорядочными волосами на голов?, посмотр?лъ на меня изъ этой раззолоченой рамы. Черная сюртучная «пара», построенная еще университетскимъ портнымъ, сид?ла неуклюже, вся фигура отдавала даже ч?мъ-то пасмурно-лакейскимъ. И лицо было подь-стать прочему: длинное, загор?лое, съ толстыми губами, съ надвинутыми глупо бровями. Не удивился бы я очень, еслибъ ея сіятельство, не зная, что я «изъ студентовъ», встр?тила меня вонросомъ: — «Ну что, братецъ, какъ у васъ тамъ все на хутор??»
За залой сл?довала, по чину, круглая гостиная, также подъ мраморъ съ малиновой штофной мебелью. Когда я ступилъ своими хуторскими сапогами по ковру, покрывавшему весь полъ, я ощутилъ совершенно новое щекотаніе во всемъ своемъ существ?: прохладный воздухъ этой большой храмины, отсутствіе звука собственныхъ шаговъ, полусв?тъ отъ тяжелыхъ гардинъ и портьеръ; бронзовые канделябры и часы на мраморныхъ консоляхъ — все это не то смущало, не то подзадоривало меня. Помню только прекрасно, что на порог? «угловой», гд? я долженъ былъ предстать передъ ея сіятельствомъ, во мн? робости не было. Я даже сильно нахмурилъ брови и, остановившись въ дверяхъ, не очень-то, кажется, смиренно огляд?лъ и комнату, и ту, кто тамъ сид?лъ.
До посл?дняго пустяка все вр?залось мн? въ память. Комната была голубая, — и по обоямъ, и по мебели. Прямо противъ входа изъ гостиной — широкій каминъ. Въ немъ въ ту минуту жарко тл?ла груда углей. У камина сид?ла за маленькимъ рабочимъ столикомъ, съ корзинкой, подбитой ч?мъ-то голубымъ, «сама графиня».
Она не усп?ла поднять головы отъ работы, когда я ее уже всю огляд?лъ.
«Мраморная!» пронеслось у меня восклицаніе Стр?чкова, и я врядъ-ли удержалъ улыбку на своихъ толстыхъ губищахъ.
И въ самомъ д?л?, такого мраморнаго лица я уже никогда больше не видалъ, да врядъ-ли и увижу, даже и въ стран? «миртовъ и апельсиновъ», куда меня зовутъ теперь. Въ пов?стяхъ, я встр?чалъ это слово, и оно мн? казалось ужасно-пошлымъ; но тутъ я самъ лично уб?дился, что каменное т?ло существуетъ. И въ шести шагахъ, и въ трехъ вершкахъ разстоянія, лицо это одинаково бл?дно, гладко, прозрачно, съ той голубоватостью на вискахъ и вокругъ глазъ, которую, какъ я слыхалъ отъ кого-то, стали подмалевывать съ т?хъ поръ, какъ графиня Монтихо попала въ императрицы. Но графиня Кудласова не употребляетъ косметикъ.