Приглашеніе прі?хать въ Москву какъ-будто смутило меня. Вернулся я къ своему флигельку, огляд?лъ дворъ, нав?съ амбара, гд? я подъ-вечеръ бес?довалъ съ Капитономъ Ивановымъ, избы рабочихъ. Кухарка моя Фелицата вышла на заднее крылечко, собираясь идти доить «Пестренушку». Черезъ частоколъ видн?лось облако пыли, взбитой стадомъ; овцы блеяли, пастухъ щелкалъ своимъ веревочнымъ арапникомъ. Картина куда невзрачная, а меня схватило за сердце: точно я прощался со вс?мъ этимъ.
И отчего? Оттого, что графъ пригласилъ меня на Святки въ Москву. Слова: «графиня будетъ весьма рада съ вами познакомиться» — все еще звучали въ ушахъ. Я даже разсердился на себя. А между т?мъ впечатл?ніе сид?ло во мн? — я это чувствовалъ. «Что-же, я боюсь что-ли этой графини?» спросилъ я, входя къ себ? въ рабочую комнату и садясь у окна, хотя мн? нужно было идти на скотный дворъ дворъ распорядиться насчетъ годовалыхъ бычковъ.
Вспомнилъ я тутъ разговоръ со Стр?чковымъ о его тетеньк?. Мн? такъ ясно представился жестъ Стр?чкова, когда онъ сжалъ кулакъ, желая показать, какъ она держитъ въ рукахъ его дядю. Я даже повторилъ вслухъ его возгласъ — «Мраморная»!
Заходящее солнце заглянуло въ комнату красноватымъ отблескомъ и разлилось по большому некрашеному столу. На немъ у меня стояли разныя сткляночки и горшечки, вся моя немудрая лабораторія, гд? я смастерилъ кое-какіе анализы почвъ. На ст?н? вис?ла такая-же некрашеная этажерка съ книгами. Тутъ я просид?лъ столько зимнихъ вечеровъ, одинъ, при св?т? экономической ламночки, слушая храпъ Фелицаты, доносящійся изъ кухни. Это было единственное женское существо моего ежедневнаго обихода. И вдругъ я отъ общества Фелицаты, обрус?лой мордовки, л?тъ подъ пятьдесятъ, перейду въ общество графини! Почему-то я началъ вспоминать, съ какими женщинами водилъ бес?ду, и оказалось, что кром? Гоголевской исторіи за Булакомъ, у меня не было никакихъ, самомал?йшихъ столкновеній съ женщинами. Па мадамъ Стр?чкову я какъ-то особенно посмотр?лъ, больше какъ на курьезный экземпляръ. У сос?дей моихъ я могъ наткнуться на женское общество, и особаго смущенья и робости я не чувствовалъ, когда попадалъ къ нимъ. Жена гусара-механика лежала въ диванной, по разслабленному состоянію, и я до нея и не доходилъ совс?мъ; а у благожелательнаго сос?да значилась ц?лая орава старыхъ д?въ-сестеръ, д?тей и гувернантокъ, такъ что я за об?домъ ни на кого и вниманія-то не обращалъ: очень ужь ихъ много было. Жена его сид?ла въ конц? стола и только разъ посл? об?да спросила меня:
— Вы клубничное варенье предпочитаете, или малиновое?
Я предпочелъ клубничное.
Посл? того и не былъ больше у Шутилина.
Съ крестьянскими д?вками «медв?жьяго пансіона», гд? я завелъ столько пріятелей между мужиками, я непрочь былъ балагурить, приглашалъ ихъ всегда самъ «на помочь», или полоть просо, разсчитывался тоже самъ, у себя на двор?, и немало у насъ случалось см?ху, но особаго знакомства ни съ одной не сводилъ. Моя Фелицата даже начала тужить за меня, и, бывало, остановится въ дверяхъ, когда я пишу что-нибудь или читаю у большаго стола, постоитъ-постоитъ и начнетъ вздыхать:
— Все-то въ книжку читаетъ, скажетъ наконецъ, все-то въ книжку; хоть-бы на посид?лки по?халъ…. или денегъ жаль на пряники д?вкамъ? Да и такъ любая приб?житъ.
Я посм?юсь молча; она махнетъ рукой и завалится спать.
А въ Москв? ждала меня настоящая графиня, поди бол?е настоящая, ч?мъ ея супругъ. Такъ я объ этомъ задумался, что просид?лъ до сумерекъ у окна, и спохватился только тогда, когда Капитонъ Ивановъ, кашлянувъ въ руку, пришелъ спросить:
— Какъ въ разсужденіи завтрашней с?нной разметки, въ случа?, иаче-чаянія, дождливаго ненастья, полагать изволите?
Въ Москву эту я, въ конц?-концовъ, могъ и не ?хать. Меня никуда еще не тянуло съ хутора; но слишкомъ по-мальчишески было-бы отказываться отъ по?здки потому только, что тамъ сидитъ какая-то «мраморная» бука.
«Ну ужь это-то его сіятельство соврать изволилъ, р?шилъ я, что она весьма рада со мною познакомиться. Она, я думаю, и знать-то не знаетъ, — какой-такой на хутор? управитель». Въ первый разъ эта кличка слегка покоробила меня; и въ первый разъ-же я ее прим?нилъ къ себ?.
Шесть м?сяцевъ прошли до Рождества все въ той же обстановк?, но уже съ другой внутренней работой. Запахло-ч?мъ-то св?жимъ оттуда, сверху, изъ Петербурга.
«Она» была уже на чеку, приближалась, какъ чудище въ злов?щемъ туман?—для рабовлад?льцевъ, какъ-яркое солнышко въ радужномъ сіяніи — для сермяжныхъ зипуновъ. И мои медв?жатники загуд?ли, стали ко мн?-подсылать ходоковъ:
— Взаправду, аль н?тъ, Миколай Иваныч, баютъ воля будетъ?
Было что-то кр?пкое, возбуждающее въ воздух?, точно его переполнили озономъ. Впереди блест?ла какая-то общая радость, н?что слагающее обузу грязи и неправды даже и съ т?хъ, кто и не думалъ выходить изъ сословія душепріобр?тателей, какъ я наприм?ръ. Это уже не была мечта, блажь, либеральное мальчишество; чувствовалось, что «она» станетъ, не черезъ годъ, такъ черезъ два-три года, правдой и былью.