Полжизни

Словно морской смерчъ, налет?лъ на меня Леонидъ Петровичъ. Я думалъ даже у?хать на два дня въ городъ, чтобы не попадаться ему: такимъ путемъ я всего в?рн?е выполнилъ бы слово, данное графин?; но только-что утромъ отправился я купаться въ дешевенькія купальни «Aurora», противъ нашего отеля, какъ на дорог? черезъ пустырь, отд?ляющій купальни отъ бульвара Р?звый сталъ предо мною во весь ростъ.

Ретироваться было поздно. Стоило мн? бросить взглядъ на его лицо, чтобы уб?диться, въ какой онъ душевной тревог?.

— Вы идете купаться? спросилъ онъ меня почти сурово; извините, что останавливаю; но если вамъ все равно выкупаться двадцатью минутами позже — подарите ихъ мн?: я долженъ съ вами говорить.

Онъ такъ сказалъ «долженъ», какъ врядъ-ли выговаривалъ самыя страстныя предложенія.

Надо было повиноваться. Р?звый увлекъ мепя вдоль пустыря, по набережной. Мы с?ли на два камня.

— Графиня, началъ онъ, требуетъ отъ меня невозможнаго.

— Чего же? безстрастно выговорилъ я.

— Она требуетъ, чтобы я сейчасъ же ?халъ.

— А вамъ это такъ трудно?

— Очень легко и правдоподобно; мн? и нужно даже вернуться къ концу августа; но я этого не могу сд?лать!

Я молчалъ, какъ-бы ожидая поясненій.

— Вы любили же, Николай Иванычъ, продолжалъ Р?звый, вы поймете меня. У женщинъ — другая мораль. Хоть и печально, а надо съ этимъ согласиться… Он? не признаютъ совс?мъ долга, великодушныхъ поступковъ, жертвы отъ челов?ка… который имъ близокъ. Да и жертвы тутъ никакой н?тъ! Всякій долженъ отв?чать за себя: вотъ мой девизъ, и я не зат?мъ готовлюсь быть публичнымъ д?ятелемъ, чтобы начинать съ обмана и малодушія!..

Я бы его расц?ловалъ, такъ онъ это хорошо выговорилъ.

— Она хочетъ утаить отъ меня главное… Напрасно. Вчера я былъ въ город? и вид?лъ, какъ она ?здила къ доктору… Да и раньше я уже подозр?валъ… Зач?мъ же она меня гонитъ, зач?мъ заставляетъ играть презр?нную роль, когда ея тайна — моя тайна? Я долженъ дать за нее отв?тъ и я дамъ…

— Леонидъ Петровичъ, остановилъ тутъ я его, на что же идете вы? В?дь мало вашего долга, вашего достоинства, нужно и о той подумать, кого вы любите…

— А какъ же иначе докажу я свою любовь? В?дь не нынче, такъ завтра — все откроется… Что же тогда д?лать: лгать, проводить графа?.. Но это фактически не возможно… вы понимаете: фак-ти-чес-ки!..

— Положимъ…

— Кто же будетъ отв?чать? — Одна она; а кандидата правъ Р?зваго — ищи-свищи!.. Н?тъ!.. Этого не будетъ… Называйте меня идіотомъ… ч?мъ вамъ угодно, но наше покол?ніе, повторяю я вамъ, не такъ себя готовило къ жизни.

Онъ, становился и, перем?нивъ позу, сталъ говорить сдержанн?е и жестами челов?ка разсуждающаго.

— Вникните въ то, что случится: тайна откроется. Кром? ея — никого на лицо не будетъ привлечено… И это уже гнусно само по себ?, но этого еще мало: а чей же ребенокъ? Кто его признаетъ, кто ему дастъ права?..

— Да в?дь и вы ему не дадите ихъ… вспомните, что мы не французы, а русскіе, возразилъ я.

— Знаю и прекрасно все помню. Ну, пускай графъ не признаетъ его; у него будетъ отецъ, онъ долженъ его знать съ младенческихъ л?тъ… Не б?да, что его не станутъ величать графскимъ титуломъ. Челов?комъ его сд?лаетъ отецъ… Да и это еще не все: каковъ бы ни былъ графъ, онъ не маріонетка же. Вызоветъ онъ меня — кто-нибудь изъ насъ останется на м?ст?; не вызоветъ — онъ обойдется съ женой своей иначе, коль скоро между ними станетъ челов?къ, сознающій свой долгъ, не уступающій никому своихъ… коли на то пошло! — естественныхъ правъ. Выйдетъ что-нибудь серьезное, горячее, честное… Все остальное — грязь, и какая: трусливая, позорная грязь!..

Въ этомъ монолог? вылился весь Леонидъ Петровичъ.

Что онъ сказалъ бы въ такихъ же д?лахъ три года спустя — я за это не поручусь. Но тогда каждое слово его превратилось бы въ д?ло, еслибъ передъ нимъ очутился вдругъ графъ Платонъ Дмитріевичъ.

— Мн? нужно было васъ вид?ть, Николай Иванычъ, не зат?мъ, чтобы тянуть съ графомъ… Но вы старый другъ графини. Она на васъ тутъ дулась немного; но ваше слово для нея не потеряло в?са, пов?рьте мн?. Вамъ я высказался; а вы вразумите ее, заставьте и въ ней дрогнуть чувство см?лаго порыва, скажите ей, какъ она оскорбляетъ меня такимъ выгораживаніемъ моей личности!.. Право, это высшая обида для челов?ка, который любитъ такую женщину…

Слезы готовы были брызнуть изъ глазъ Р?зваго, но онъ сдержалъ ихъ.

Мн? сд?лалось такъ жаль его, что подъ вліяніемъ этого чувства быстрая, какъ молнія, мысль пронизала мой мозгъ, и я несказанно обрадовался ей; будь я мистикъ, я бы ув?ровалъ, что это — свыше…

— Послушайте, Леонидъ Петровичъ, началъ я, подсаживаясь къ нему, что я разд?ляю вашъ символъ в?ры — объ этомъ и толковать нечего. Но в?дь не въ одномъ порыв? спасеніе. Кого вы больше любите — себя или ее? В?дь ее? Надо же такъ и д?йствовать.

— Но другаго исхода н?тъ! крикнулъ почти отчаянно Р?звый.

— Погодите. Кто его знаетъ, быть можетъ графъ окажется погуманн?е, ч?мъ мы съ вами думаемъ. Ну, хорошо, онъ долженъ узнать правду и приметъ ее, пожалуй, такъ, что ваше вм?шательство сд?лается только пагубнымъ… и для матери… и для ея ребенка.